Лунная дорога в никуда

– Понятия не имею. – Бизнесмен пожал плечами и забрал у Макарова запонки. – Мы с ним это не обсуждали. Как в таких случаях поступают? В архивы пишут или в Интернете копаются. Я не в курсе.

– Татьяна, а вы? – Даша повернулась к убитой горем женщине.

Та обреченно посмотрела на них:

– Да какое это сейчас имеет значение? Он юриста нанимал. Ну такого, специального, который занимается поиском пропавших людей.

– И как его звали?

– Я не знаю, – удивилась Татьяна. – Для Миши это было очень личным вопросом, он им сам занимался, меня не посвящал. Знаю только, что он нашел какого-то человека, который в течение трех месяцев предоставил ему полное досье на отца. Миша его хранил в большой папке, если хотите, я вам покажу.

– Конечно, хотим.

Она сбегала в свой дом за папкой, и Макаров с Дашей уселись перед камином, прямо на разложенной перед ним медвежьей шкуре, голова к голове. В папке не было ничего особенного, только крупная фотография Сэма, данные о принадлежащей ему недвижимости, адрес его офиса, электронная почта и телефон поверенного, который вел все дела Голдберга, короткая справка, в которой упоминалась умершая жена Клэр и дочь Дженни Голдберг, по мужу Штейнер. Ни малейшей зацепки, чтобы вычислить убийцу.

– Но здесь нет электронного адреса самого Сэма, – сказал Макаров, пробежав глазами досье. – Татьяна, вы знаете, как именно ваш муж попросил у отца денег?

– У Сэма не было электронной почты, – напомнила Даша. – Он вообще не признавал Интернет и все, что с ним связано. Со своим поверенным он связывался по телефону, а тот уже вел все дела.

– Получается, он написал этому поверенному? – Макаров требовательно смотрел на Татьяну. Та пожала плечами.

– Он не мог написать поверенному, – подумав, сказала Даша. – Тот же коренной американец, глупо рассчитывать, что он владеет русским языком. А Михаил Евгеньевич, насколько я понимаю, не знал английского?

– Нет, – твердо сказала Татьяна. – И это при том, что у него мама учительницей английского всю жизнь проработала! Миша очень болезненно относился к тому, что его отец бросил беременную мать. Я же говорю, Лариса Евгеньевна была для него всем! Он и английский наотрез отказался учить, немецкий выбрал. Хоть и немецкого не знал, сами знаете, как в наших школах учили, да и сейчас учат.

– Знаю, – кивнул Макаров, который тоже не говорил ни на одном иностранном языке. Сдались они ему! Если понадобится, переводчики есть. И этот, как его, гугл транслейт.

– Значит, когда Михаил Евгеньевич решился попросить денег, он, скорее всего, обратился за помощью к тому самому юристу, который нашел ему координаты Сэма! – воскликнула Даша. – Попросил связаться с поверенным. Тот так и сделал, только реквизиты для денежного перевода указал свои, а когда неожиданно получил деньги, решил не делиться с клиентом, а присвоить их. Думаю, в качестве почтового адреса была указана какая-нибудь абонентская ячейка, к которой у этого негодяя был доступ.

– Или негодяйки, – задумчиво сказал Макаров, – думаю, нам не стоит во второй раз попадать в гендерную ловушку. Юрист, к которому обратился Михаил, с одинаковой вероятностью мог быть и мужчиной и женщиной.

– Правильно. Тогда остается понять, кто из присутствующих в усадьбе – юрист! – воскликнула Даша. – Катя, я и Рита – нет. Анна – бывший врач, ныне владелица туристической фирмы. Настя – турагент, ты полицейский.

– Полицейский – тоже юрист, – заметил Макаров, откровенно ею любуясь.

– Несомненно, но вряд ли человеку, разыскивающему американского отца, пришло бы в голову обращаться в полицию. Да и английский у тебя хромает, – серьезно ответила она. – Кем работает твой Игнат?

– Школьным психологом, – усмехнулся Макаров. – Можешь вычеркивать.

– Хорошо, продолжаем. Паулина – домохозяйка, она вообще никогда нигде не работала, Ольга – учительница, да и вообще во время убийства Михаила Евгеньевича ее здесь уже не было.

– Остается одна Елизавета, – задумчиво сказал Макаров. – Конечно, сейчас она работает начальником отдела, юридического, замечу, в Газпроме, но пару лет назад вполне могла оказывать частные услуги.

– Нет, Елизавета не могла – это совсем другой психологический типаж. Не веришь мне, спроси своего друга-психолога. У нее синдром отличницы, она карьеристка до мозга костей. Такие всегда правы, все тонко замечают и делают только правильные выводы. Но на убийство она не способна. У нее для этого слишком холодный ум, а убийство – взрыв эмоций. Как ты понимаешь, это совсем не про Лизу.

– И тем не менее она ходит на занятия «Открытого театра», – не сдавался Макаров.

– Да потому и ходит, что Катина авторская методика позволяет каждому на сцене получить именно то, что ему не удается в повседневной жизни. Помнишь, у Окуджавы: «Господи, дай же ты каждому, чего у него нет». Но театр – это иллюзия, обман, самовнушение. Когда Лиза играет роль, она способна на перевоплощение и выброс эмоций, хотя, положа руку на сердце, у нее не очень хорошо получается. Но в реальной жизни – нет. Она никогда бы никого не убила. Это же может отрицательно сказаться на карьере!