Лунная магия

Потом мои спутники были накормлены и легли спать. Всё было хорошо, и я смотрела, как встаёт луна. Третье кольцо было уже более заметно. Ещё одна или две ночи — и оно засияет и останется некоторое время. Жезл в моих Руках вбирал этот свет и делал его просто ослепительным. Мне страшно хотелось направить читающий луч, но я здесь была одна, а тот, кто читает такой луч, должен, образно выражаясь, выйти из тела. Но связь так увлекает, что ему одному нелегко вернуться в себя, и я побоялась, хотя желание снедало меня, и пришлось встать и походить взад-вперёд, чтобы успокоить нервы. Потом я снова взяла жезл: он твёрдо показывал на восток.

Наконец я решила воспользоваться K-Лак-Песней и призвать сон, потому что тело может взять власть над мозгом только в случае крайней необходимости. Певица рано познаёт искушение забыть, что тело сильно и может противиться. Итак, я пропела четыре слова на пять тонов и открыла свой мозг отдыху.

Я слышала чириканье и писк в траве и видела утренний туман. Я ещё раз выпустила маленький народ на прогулку, пока готовила еду и запрягала казов. Барск был накормлен и спокойно лежал на своей подстилке. Прикосновение к мозгу показало, что он слабеет, возрастает летаргия, как будто съедавшая его вчера ярость повредила ему, и я размышляла, так ли плоха эта слабость, если она даёт мне возможность успокоить и, возможно, довести эти импульсы до нормального состояния. Но проба показала, что время для этого ещё не настало, и неизвестно, настанет ли.

Мы снова двинулись в путь. Тропа, по которой мы ехали, становилась всё более неудобной. Я боялась, что дальше начнётся непроходимый для фургона участок, и хотела даже вернуться, чтобы поискать другую дорогу.

Вскоре вокруг почувствовалось какое-то напряжение, словно туманом разлитое в воздухе, и мы все его заметили. Я знала, что это не предупреждение о дурном, а, скорее, предзнаменование того, что могут дать Три Кольца тому, кто откроет свой мозг их могуществу. В это время куда больше ограничений лежит на том, что может испытать смелый, хотя смелости всегда не хватит, когда имеешь дело с властью.

Мы шли по холмам. Хотя местность и была незнакомой, я знала, что в этом направлении лежат земли Осколда. Хотела бы я знать — неужели у Озокана хватило ума привезти сюда пленника — разве что слишком большая дерзость такого поступка скроет его следы; никто не поверит, что он тайно привёз пленника в центр отцовских владений. Но если Осколд сам участвовал в этом? Тогда всё принимает другую окраску, потому что Осколд — человек умный и хитрый. И если он готов пренебречь законами и обычаями, значит, у него в резерве имеется мощное оружие, которое смутит врага.

Я вспомнила скрытую угрозу в словах инопланетника Слэфида, что о Тэсса известно больше, чем нужно для нашей безопасности. Я надеялась, что наше сообщение расшевелит Старейших, заставит их принять контрмеры. Среди равнинных жителей всегда ходило много слухов о нас. Правда, мы жили здесь раньше их и когда-то были великим народом — прежде чем научились другим способам измерять могущество и величие. Мы тоже строили города, от которых ныне остались лишь только разбросанные камни, наша история знала взлёты и падения. Либо люди прогрессируют, либо разрушают сами себя и погружаются в туманное начало. Волею Моластера мы прогрессируем по ту сторону материального, и для нас все эти ссоры и схватки вновь прибывших — то же самое, что суета нашего маленького народа, да и надо сказать, маленький народ движим простыми нуждами и идёт своим путём честно и открыто.

Весь день Постоянного Влияния Трёх Колец напряжение действовало на нас. Мой маленький народ выражал возбуждение криком, лаем или другими звуками, заменявшими им речь. Один раз я услышала, что и барск подал голос, но то был печальный вой, полный душевной боли. Я послала мысль — желание спать — чтобы успокоить его. Симла предупредила меня, что к вечеру что-то случится. Я остановила фургон, вылезла и пошла за Симлой по ещё не побитой морозом траве и через кустарник на вершину холма, откуда была видна восточная дорога. По ней ехал отряд всадников под началом Озокана. Он ехал без обычной пышности, просто возглавляя небольшую группу, и не было ни знамён, ни горна, будто Озокан хотел проехать по этим диким местам как можно более незаметно. Я проводила их взглядом и вернулась к фургону. Мои казы были не в настроении надрываться и шли ровным, неменяющимся шагом. В больших переходах они могли легко обогнать таких быстрых верховых животных, как у людей Озокана, но на рывок были не способны, и мне приходилось мириться с этим.