Лунная магия

Эти люди обычно имели дело с животными, которых считали низшими существами: охотились на них, убивали или приручали. Но животные, которые не боялись человека, которые объединились, чтобы убивать людей, — такого просто не могло быть, это противоречило природе. Люди это знали, и необычность нашего нападения с самого начала выбила их из колеи. Майлин продолжала петь. Для нас её песня служила призывом, поощрением, а чем она казалась изгоям — не знаю, но помню, как двое людей в конце концов бросили оружие и катались по земле, зажимая руками уши и издавая бессмысленные вопли, так что расправиться с ними было нетрудно. Конечно, не всем нам повезло, но узнать об этом довелось только после того, как песня кончилась, и мы остались в лагере, чтобы подсчитать потери.

Я словно очнулся после странного яркого сна, увидел мертвецов, и одна часть меня знала, что мы наделали, но другая, проснувшись, отогнала все воспоминания.

Майлин стояла здесь же, смотря не на мёртвые тела, а устремившись куда-то вдаль, как будто боялась хаоса, царившего вокруг неё. Её руки безвольно повисли, одной из них она сжимала жезл, но он более не мерцал живым светом, а стал тусклым и мёртвым. Её лицо было пепельно-серым, глаза смотрели в себя. Я услышал жалобный крик.

К Майлин ползла Симла, на её заду зияла большая кровоточащая рана. Затем послышались крики и визг других раненых животных, пытавшихся добраться до своей хозяйки. Но она не видела их, оцепенело глядя в пространство.

«Майлин!»

Страх закрался в мой мозг. То, что стояло здесь, не обращая внимания на всё происходящее вокруг, — не было ли это лишь пустой оболочкой женщины Тэсса?

«Майлин!» — снова мысленно закричал я, собрав все силы.

Симла застонала, подползла к ногам Майлин и положила голову на её пыльную обувь.

«Майлин!»

Она шевельнулась — неохотно, словно не желая возвращаться из небытия, державшего её. Пальцы разжались, и жезл покатился в кровавую грязь, к мертвецам. Затем её глаза ожили и взглянули ни Симлу. С отчаянным криком Майлин опустилась на колени и положила руку на голову венессы. Я понял, что она снова вернулась к нам.

Теперь надо было перевязать раненых и посмотреть, что ещё можно сделать для оставшихся в живых. Из людей не выжил никто. Я нашёл ведро и принёс воды, потом ещё и ещё: Майлин варила питьё для раненых. Во время третьего такого похода мой нос, освободившийся наконец от захватившего его зловония, сообщил мне об опасности. Человеческий запах, сильный, свежий, уходил в кусты. Я бросил ведро и обнюхал след, но дальше не пошёл, потому что уловил мысленный оклик, приглашавший меня вернуться.

По-моему, лучше всего было как можно скорее пойти по этому следу, но всё-таки я вернулся. Видимо, кто-то спрятался от битвы в фургонах. Но ведь даже один человек может залечь над склоном и перестрелять нас из боевого лука. С этими мыслями я побежал в лагерь, но не успел рассказать о своём открытии, так как Майлин обратилась ко мне:

— Я должна сказать тебе…

«Майлин, там…» — я попытался прервать ее.

Почти величественно она отказалась слушать меня и продолжала:

— Крип Борланд, я привезла из Ырджара плохие новости.

В первый раз за эти часы я вспомнил о Крипе Борланде и его бедах, и меня испугала болезненность возвращения от Джорта к Крипу.

— Капитан «Лидиса» обратился к Закону Ярмарки, когда тебя похитили люди Озокана, а твоего товарища ударили и бросили, считая мёртвым. Его нашли, и он, рассказав о том, что произошло, опознал клан похитителей. Дело дошло до Верховного Правосудия, и был предъявлен иск Осколду, на земле которого нашли твоё тело. Тело привезли в Ырджар и решили, что твой мозг разрушен пытками Осколда. Врач «Лидиса» сказал, что оказать тебе помощь можно только дома. И вот… — Майлин сделала паузу, её глаза встретились с моими, но ничего не выражали, потому что она смотрела мимо меня, на что-то большее, чем Крип Борланд или Джорт. — И вот, — начала она снова, — «Лидис» ушёл с Йиктора, унося твоё тело на борту. Вот и всё, что я смогла узнать, потому что в городе творится что-то страшное и тревожное.

Что-то подсказывало мне: она говорит правду. Майлин говорила что-то ещё, но всё это уже не имело значения, и я ничего не понимал, будто она говорила на другом языке.

Нет тела! Эта мысль билась в моей голове, звучала громче и громче, пока я не завизжал в том же ритме. В голове звучали только удары, и я ничего не понимал. Теперь Майлин смотрела не в пространство, а на меня, и мне казалось, что она пытается добраться сквозь этот грохот до моего мозга. Но ничего не действовало. Я не Крип Борланд и никогда не буду им снова, я — Джорт!

Я слышал звуки и видел Майлин сквозь красный туман — её большие глаза, шевелящиеся губы. Её команды доносились откуда-то издалека, заглушаемые грохотом. Я был Джортом, я был смертью, я — охотник…

Затем я пошёл по следу, обнаруженному в кустах у реки. Свежий сильный запах наполнил мои ноздри. Убить… Только ради убийства стоит ещё немного пожить. Нельзя быть беспечным, барск коварен… барск…