Лунная опера (сборник)

Тем не менее Сяо Яньцю чувствовала себя отвратительно. И эти мерзкие ощущения никак не стирались. С той минуты, как они вместе отправились ужинать, и вплоть до момента, когда она наконец оделась, директор демонстрировал свою значимость и строил из себя спасителя. Раздевшись, Сяо Яньцю тут же поняла, что директор абсолютно безразличен к ее телу. Что бы это значило? Ведь в настоящем мире не было недостатка в молоденьких красотках, и будь его воля, сделай он только знак, и ему преподнесли бы какой угодно свежий товар. А тут перед ним разделась Сяо Яньцю. По его глазам было видно, что ее обнаженный вид не произвел должного впечатления. Сяо Яньцю ощутила, насколько неприятно ему было смотреть на ее исхудавшее тело. Директор даже не пытался это замаскировать. Вопреки этому, Сяо Яньцю надеялась, что он окажется каким-нибудь страстным развратником, похотливым дьяволом, тогда она разом продалась бы ему, но директор вел себя иначе. Забравшись на кровать, он возвеличился еще сильнее. Он вольготно развалился на пружинистом ложе и подбородком сделал знак Сяо Яньцю, чтобы она оседлала его сверху. Директор лежал себе, не проявляя никакой инициативы, так что Сяо Яньцю пришлось трудиться в одиночку. На каком-то этапе директор, похоже, стал испытывать явное удовольствие от действий Сяо Яньцю, в доказательство чего простонал, издавая звуки типа: «О, ер. О, ер». Сяо Яньцю так и не разобрала, что он хотел этим сказать. А через несколько дней, прежде чем Сяо Яньцю начала ублажать его, директор показал ей несколько иностранных порнофильмов. Тогда-то до нее и дошло, что он пытался вести себя в постели как иностранец. В этом смысле его поведение ярко демонстрировало тезис о приобщении Азии к процессу глобализации, именно так происходила его моментальная стыковка со всем миром. То, чем они занимались, нельзя было назвать любовью, это не тянуло даже на секс. Со стороны Сяо Яньцю это превратилось в какое-то непонятное угодничество и прислуживание. Она чувствовала себя полным ничтожеством. Уже несколько раз она намеревалась поставить точку в их отношениях, однако интимная сфера – вещь коварная, не всегда тут приходится считаться со своими желаниями. Когда Сяо Яньцю занималась любовью с Мяньгуа, то никогда не испытывала ничего подобного. Ублажая директора, она не переставала ругать себя за то, что как женщина она так низко пала.

Когда Сяо Яньцю первый раз возвращалась от директора, на улице накрапывал дождик, в глазах рябило от отражения машин и их огней на свежевымытых дорогах. Бешено мелькающие багряно-красные отсветы, казалось, возникали из ниоткуда, и было в этом что-то ужасно тоскливое. Глядя на пестроту дороги, Сяо Яньцю окончательно уверилась в том, что этим вечером ее уподобили проститутке. И пострадало от этого вовсе не тело. От чего же именно ей было не по себе, Сяо Яньцю не находилась с ответом. Свернув в проулок, она согнулась, силясь вызвать рвоту, но ее попытки не привели к желаемому, она издала только несколько звуков, которые вышли противными и неприличными.

Дочь уже спала. Мяньгуа, устроившись на диване, смотрел телевизор и ждал Сяо Яньцю. Войдя в квартиру, Сяо Яньцю даже не посмотрела на Мяньгуа. Она не хотела, чтобы их взгляды встретились, поэтому, опустив голову, прямиком направилась в ванную комнату. Сяо Яньцю намеревалась сразу принять душ, но, побоявшись, что такие поспешные действия могут вызвать подозрения, для начала присела на унитаз. Подождав немного, она так и не смогла справить какую бы то ни было нужду. Тогда Сяо Яньцю стала внимательно рассматривать свое нижнее белье на предмет оставленных пятен. Пройдясь по себе взглядом сверху донизу, Сяо Яньцю ничего не обнаружила и, успокоившись, вышла. Она чувствовала себя абсолютно вымотанной, но чтобы Мяньгуа этого не заметил, она приняла нарочито бодрый вид. Мяньгуа, который все это время продолжал сидеть на своем месте, не понял, отчего у Сяо Яньцю такое приподнятое настроение, и с глупой улыбкой спросил:

– Ты что, выпила? Так раскраснелась.

Сердце Сяо Яньцю трепыхнулось. Как бы вскользь она заметила:

– Вроде лицо не красное.

– Да красное, – настаивал Мяньгуа.

Сяо Яньцю не осмелилась развивать эту тему, а потому решительно перевела разговор, спросив про дочь. Мяньгуа ответил, что она уже давно спит. Сяо Яньцю было некомфортно, что Мяньгуа все стоял и стоял прямо перед ней, ей было невыносимо смотреть ему в глаза. Тогда она сказала:

– Давай уже ложись в постель, а я пойду помоюсь.

Она не сказала «иди спать», хотя, по сути, «ложись в постель» означало практически то же самое. Произнося эту фразу, Сяо Яньцю мельком взглянула на Мяньгуа, он, похоже, воодушевился и от предвкушения стал потирать руки. А у Сяо Яньцю вдруг ни с того ни сего засосало под ложечкой.