Лунная опера (сборник)

Когда Ацин исполнилось девятнадцать, она отправилась на юг Китая, единственным ее багажом было собственное тело. Когда она возвратилась, то выглядела весьма сносно, ее тело совсем не испортилось. Подруги тайком ей завидовали, но расспрашивать о подробностях стеснялись. Ведь в таких делах говорить об успехах вроде как неуместно. Ацин, приехав с юга, решила завязать со своим ремеслом, какое-то время она соблюдала воздержание, но не тут-то было, природа требовала свое, и она занялась этим снова. Однако в ночном клубе «Флоренция» Ацин никогда не позволяла себе развратничать. Здесь было достаточно много достойных экземпляров, и когда ей становилось тоскливо, она запросто могла бы подцепить клиента. Но, являясь хозяйкой ночного клуба, в его стенах она никогда себя не распускала. Лучше уж оставаться безразличным к вину, которым ты торгуешь.

Ацин неплохо относилась к Лэ Го. Если она к кому и благоволила, это было сразу заметно. У Ацин имелись определенные планы на ее счет. Дело в том, что она мечтала найти себе в мужья учителя. И задуманная сделка обещала принести результат. Получая профессию учителя, мужчина делается правильным, его уже ничем не испортишь. Ацин пришла к этому выводу, когда училась на втором курсе школы высшей ступени. Тогда к ней питали интерес несколько преподавателей, однако самое большее, что они могли себе позволить, так это пропустить пальцы через ее волосы. Это тебе не торговцы из рабоче-крестьянской среды, которых она встречала позже. Все как один напористые, бесстрашные, самоуверенные, они если приходили, то за одним, а сделав свое дело, тотчас уходили, и так всегда. Не в пример им, преподаватели являются своего рода образцом, им бесконечно дорога их честь, и они уж точно не способны на какие бы то ни было крайности. Как известно, учитель должен быть примером, достойным подражания, поэтому он и над супругой будет держать контроль. Если у завязавшей девушки есть счет в банке, да еще и муж – преподаватель, то наверняка ничего плохого с ней не случится. На следующий день после того, как Лэ Го попробовала себя на поприще проститутки, на ней лица не было. Под глазами залегли круги – свидетельство бессонной ночи. Похоже, она даже плакала. Увиденное несколько расстроило Ацин. Но то, что женщина, у которой муж был преподавателем, отнеслась к этому плохо, выглядело вполне нормально, значит она целиком осознавала ответственность за содеянное. В таких случаях малейший отход от нормы приводит к душевным мукам. Итак, следующим вечером Лэ Го на несколько минут опоздала и выступила с весьма странной песней под названием «Облик луны незаметно меняется». В ней пелось про женщину, которая вдруг стала другой, в результате чего она не может найти подходящих слов для объяснения с мужчиной. Единственным ее намеком становится диск луны, который также постоянно меняется, становясь то полным, то ущербным. Лэ Го пела очень проникновенно, в словах песни чувствовалась некоторая безысходность и в то же время беззащитность. «Смотри, смотри / как облик луны / постепенно меня– / ет– / ся /. Смотри, смотри / как облик луны / постепенно меня– / ет– / ся /». Лэ Го целиком отдалась исполнению, желая до конца излить свою душу. Но ведь Лэ Го уже перевалило за тридцать, в ее возрасте неуместно было распевать такие песни, к чему тут эти сантименты. Ацин сидела в укромном месте и пристально наблюдала за ней. Все-таки эти интеллигенты такие нытики, чуть что, так у них тотчас начинается паника, как бы не «пойти по наклонной». Ацин не любила такого отношения к жизни. В конце концов, торговля телом – это самый прозрачный вид торговли, один переспал – другой получил деньги, все четко, и незачем тут растрачиваться на чувства. А если этим и вовсе не заниматься, то особо ничего и не сохранишь. Когда Лэ Го спустилась со сцены, Ацин подозвала ее к себе за барную стойку:

– Ну, что с тобой случилось?

Стойку освещала лампа дневного света, такая же, что обычно используется в одноместных гостиничных номерах; в ее свете лицо Лэ Го приобрело темный оттенок. Она уселась и сказала, что просто устала. Лэ Го не хотелось смотреть на Ацин, она налила воды и стала водить пальцем по краешку стакана. Лэ Го покусывала губы, и прошло достаточно времени, прежде чем она наконец сказала:

– Скажи мне, я плохая женщина?

Ацин в ответ только рассмеялась, весь ответ отобразился у нее на лице. Опустив веки, она несколько недовольно ответила:

– Плохая женщина? Лэ Го, ты полегче на поворотах, так ты и всех нас ставишь под удар.

– Да я не про то, – попробовала объяснить Лэ Го.

Ацин похлопала ее по плечу:

– А ты поменьше думай. Это у тебя без привычки, со временем пройдет.

– Но я не собираюсь этим заниматься и дальше.

Ацин рассмеялась:

– Что ж, дело твое. На свете есть женщины, которые лучше умрут от голода, но не изменят мужу, но их мало; есть и такие, которые готовы отдаваться каждому встречному, но их тоже мало. И наконец, остаются такие, как мы с тобой. У тех, кто пока не попал в эту лодку, всего лишь не было повода, только и всего. Те же, кто в эту лодку уже сел, пусть забудут о почетной арке [4] , это личное дело каждого. Никого тут винить не стоит, это просто черта чересчур культурных – наживать проблемы там, где их нет.

– Как можно сравнивать тебя и меня? Я не ты, у меня есть дочь и муж.

На этот раз Ацин не проронила ни звука, подбоченившись, она положила руку на плечо Лэ Го. Та вздохнула и, задумавшись, сказала:

– Я все-таки чувствую, что виновата перед ним.

Пропустив эти слова через себя, Ацин вскинула брови и вкрадчиво заговорила:

– А почему бы тебе не позволить переспать ему разок со мной, вы были бы в расчете.

Лэ Го недовольным оценивающим взглядом посмотрела на Ацин:

– Ацин, ты что такое говоришь? Ты, вообще, в своем уме?

– Я-то в своем уме. Ты лучше на себя посмотри, не можешь справиться с такой ерундой, а еще воспитательница, как тебе вообще доверили будущее поколение воспитывать?