Лунная радуга

Со зрением, по крайней мере, у него было благополучно.

— Это лекарство, — сказал я. — Присядьте. Как врач, я разрешаю вам умеренную дозу. Для восстановления аппетита. А главное — для нервной разрядки, в которой вы, я вижу, сегодня нуждаетесь.

— За матушку медицину! — Бак опрокинул стаканчик, помотал головой, выдохнул: — З-забористая, доложу я вам, микстура!.. А насчет нервной разрядки — это вы точно… Нуждаюсь. Сегодня особенно. Ушел ведь гад!..

— Как ушел?

— А вот так и ушел. Треснул меня снизу в челюсть и смылся.

— Кто?

— Да если б знать!.. Темно было, не разглядел.

— Где?

— А там же, в кухонном отсеке.

— Темнота в кухонном отсеке? Странно…

— Чего странного? Освещение он, стервец, вырубил, а экран разбил. Остались розовые цифры на часах — вот все, за что там было глазу уцепиться.

Беседа приняла доверительный оттенок, и Бак поведал мне подробности своих ночных похождений.

— Пошел это я перед сном на вечерний обход. Жилой сектор проверил — порядок. Побродил в секторе отдыха, никого не встретил. Даже в просмотровом зале фильмохранилища было пусто. Рейд серьезный, людям как-то не до веселья…

«Он прав, — подумал я. — Нельзя требовать хорошего настроения от людей, которым предстоит работать на Обероне…»

— Ну так вот, — продолжал он, — вышел я к трамплину шахты пониженной гравитации и не знаю, спускаться туда или нет. Было поздно — около полуночи, и, откровенно говоря, обходить бытовые отсеки мне очень уж не хотелось. Да и не любитель я прыгать на эти гравитационные «подушки» — прямо цирк, честное слово. Или возраст уже не тот?.. Привык, знаете ли, к нормальным эскалаторам на прежних кораблях… Но правило у меня такое с детства: если очень не хочется делать чего-то, надо взять себя в руки и сделать. А детство мое прошло на нижнем Дунае…

Он задумался и долго молчал. Может быть, вспоминал свое нижнедунайское детство.

— На чем я остановился?

— Вы спрыгнули в шахту. Видимо, на мостик бытового яруса?

— Да, сдуло меня с «подушки» на мостик третьего яруса, и пошел я осматривать бытовые отсеки. Тоже безлюдно… Правда, в бане обнаружил трех парней, сменившихся с вечерней вахты. Сидят, голубчики, в чем мать родила и вдумчиво так играют за одной доской в трехсторонние шахматы. Позиция у них сложилась интересная, я постоял немного, понаблюдал. Потом побрел себе дальше вдоль коридора. Тихо везде, порядок. Иду и кляну свой беспокойный характер: нормальные люди спят давно, а я вот шастаю по кораблю как полуночное привидение… Только миновал кухонный отсек, вдруг отчетливо слышу: лопнуло что-то с хрустом, посыпалось!.. У меня сердце так и упало. Одиннадцатый, думаю, не иначе!.. Вижу: дверь отсека потихоньку съехала в сторону и тут же задвинулась — стало быть, заметил меня, стервец! Ах, думаю, чтоб тебе пусто было!.. Кровь мне в голову ударила, вскипел я и опрометью к двери. Боялся: уйдет через люк в холодильный отсек, а оттуда на склады и поминай как звали… Только он, должно быть, не знал дороги на склад и просто стоял рядом с дверью, прижавшись к стене. Бросился я в темноту, а он мне ногу подставил и дверь задвинуть успел. Это чтоб, значит, не выдать себя силуэтом. Рухнул я на пол, вскочил и, пока он раздумывал, что предпринять, попытался нашарить панель освещения. И что бы вы думали? Сцапал он меня сзади за воротник, да так ловко, будто видел! А темнотища — глаз выколи!.. Ну, схватились мы в обнимку. Я по-медвежьи было насел на него. Попался, думаю, голубчик!.. Так он дьявол, сильный и гибкий, как леопард, сбросил меня и снова за воротник — толкает зачем-то к двери. Я даже опешил — за что боролись? Мне ведь только того и надо: вытащить его на свет в коридор! Хитрость этого молодца я потом раскусил, да поздно. Он правильно все рассчитал: видел по часам над дверью, что это полночь, ноль-ноль, и сейчас по всему кораблю, кроме жилого яруса и коридорных дорожек, вырубят поле искусственного тяготения. Короче говоря, на этом он меня и подловил: отсчитал, стервец, пять первых сигналов, а на последний, шестой, ка-ак саданет мне в челюсть!.. Спасибо, ровно в ноль-ноль тяготение сняли, иначе я бы затылком треснулся. И пока я медленно переворачивался в воздухе, он спокойно дверь приоткрыл и был таков. Я даже его силуэта не видел. А если бы и увидел, то вряд ли узнал: в коридорах среднего яруса после полуночи освещение тоже ведь вырубают, и только дорожки светятся синим… Ну пришел я в себя, побарахтался в невесомости, кое-как выбрался в коридор на дорожку. На ноги вскочил, а куда бежать за ним, представления не имею… — Бак тяжело вздохнул, насупился, почесал левую бровь.

— Бровь не трогать! — предупредил я поспешно. — Терпите! К вечеру заживет. Ловко он вам глаз подбил.