Лунная радуга. Чердак Вселенной. Акванавты

Узел противоречий вокруг проекта МКК–ДВС затянулся туго. С одной стороны, экономически соблазнительные преимущества лайнеров типа “люстра” в сравнении с однокорпусными лайнерами типа “моно”. В том числе — неслыханная простота погрузочно–разгрузочных операций. Принять на грузовой орбите Луны предварительно загруженные контейнерами корпуса, быстро соединиться с ними в компактную “люстру”, быстро доставить по назначению и так же быстро освободиться от них — что может быть проще? С другой стороны, фиаско “Дуная”. Чем больше увеличивали жесткость конструкции, тем сильнее “люстру” трепала вибрация. Дело дошло до того, что кое–кто из признанных авторитетов в области космического кораблестроения публично отрекся от идеи “люстровых” сверхкораблей. Дескать, идея опередила свой век. Стереотип ситуации, известной по притче о лисе и винограде… В этот период произошла — в который раз! — очередная вспышка интереса к экспериментам по транспозитации материальных объектов через гиперпространство (от космофизической станции “Зенит” до космолаборатории “Дипстар”), хотя энергозатраты при таком способе транспортировки каждого килограмма полезной массы превосходили всякое воображение. Гиперпространственный виноград тоже был зелен. Тем не менее грозовая туча над проектом МКК–ДВС продолжала сгущаться. Комитет по освоению Внеземелья вынужден был притормозить финансирование проекта. Однако Сибирское отделение Главного конструкторского бюро УОКСа решительно этому воспротивилось. Проведя скрупулезный анализ ходовых испытаний “Дуная”, оно объявило, что берет на себя всю программу нового проектирования и подготовки строительства “люстровых” кораблей. Финансовый тормоз был снят в мгновение ока. Во–первых, сибирякам по давней традиции доверяли, а во–вторых, и, наверное, в главных, Земля привыкла вкладывать средства туда, где берет верх правота удачи.

И удача пришла. Причину вибрации устранили довольно просто: вообще отказались от жесткой конструкции. В результате новый экспериментальный МКК “Енисей” с его полужестким каскадно–люстровым сочленением трех концентрических ярусов вызвал в среде пилотов скорбное замешательство. Пилоты буквально шарахались от предложений участвовать в ходовых испытаниях новорожденного сверхкорабля. “Меня — водителем этой трясучки?! Да ни за что!” — “Простите, я не умею летать на театральных люстрах”. — “Прошу извинить, но вы не по адресу: мы с Аликом не циркачи. Правда, Алик? Мы с Аликом профессиональные пилоты. И мы никогда не мечтали выйти на старт в плетеной корзине размерами в стадион. Скажи ему, Алик. Скажи им всем, что мы не летаем в суперавоськах”. Преодолеть психологический барьер мог не каждый, и ничего предосудительного в этом нет. Первым преодолел Валаев. Надо было видеть его лицо за минуту до старта. Скулы в буграх желваков, глаза сужены, а от холодного взгляда острых, как гвозди, зрачков мороз вдоль спины продирал. На двадцатой секунде отсчета готовности они с Валаевым, полулежа в спаренном пилот–ложементе, не сговариваясь, повернули головы, чтобы взглянуть друг на друга. Валаев сказал: “Пустое болтают, Андрюша. Мы научим эту махину летать. И заодно научимся сами”. Он ответил кратко: “Научимся”. А за пять секунд до нуля добавил: “Орлы мух не ловят”.