Я не знал, что с этого момента обрекаю себя на затяжную болезнь, известную под названием «детективная лихорадка».Моя жизнь превратилась в кошмар, а мой кабинет– в конспиративную квартиру. Я начисто утратил интерес к тому, о чем повествовалось в древних манускриптах, но с огромным пристрастием вникал в мелочи быта современного рейдера.Загадка «экранных диверсий» не давала мне покоя ни ночью, ни днем. Я освоил игру в трехсторонние шахматы и массу спортивных снарядов для тренировки десантников,чем заслужил у последних прочную благосклонность и веское прозвище Молоток.Я научился забивать «козла», обороняться без оружия,держать пари и… многому другому,о чем раньше имел слабое представление,но без чего стать «своим парнем» практически невозможно.Это была хорошая школа, но этого мне показалось мало. Я не жалел труда, чтобы повысить уровень моих технических познаний: изучал принцип работы экранных устройств, штудировал схемы их расположения в помещениях корабля, детально знакомился с планировкой ярусов и отсеков. Мы с Баком старались держать под контролем наибольшее количество участков, потенциально «удобных»,по нашему мнению,для «диверсанта». Бывало, поздними вечерами я по собственной инициативе нес «патрульную службу» – бродил, как лунатик, по коридорам, проверяя отсеки, заговаривал с любым прохожим, пытаясь на основе чистой психологии проникнуть в «истинную» суть его намерений. К счастью, поздних прохожих было очень немного, и чаще всего я видел второго лунатика-детектива. Из конспиративных соображений мы спешили молча разойтись, не позволяя себе ни единого лишнего жеста…
Зато у меня в кабинете мы могли беседовать сколько угодно. И хотя разговор по существу нашего общего дела мог быть практически ограничен вопросом: «Что нового?»– и лаконичным ответом: «Пока ничего», мои беседы с механиком (точнее, его беседы со мной) приобретали день ото дня все более затяжной характер. К совершенному моему изумлению, Бак оказался очень словоохотливым человеком. Он рассказал всю свою биографию, начиная с младенческих лет, и с таким откровенным чистосердечием возложил на меня роль арбитра его незатейливых переживаний,что я не нашел возможным этому воспротивиться – сан медиколога не позволял. Но, с другой стороны, он между делом поведал мне множество любопытных историй,басен, притч и легенд явно «космического производства». То есть я неожиданно для себя обнаружил новую разновидность устного творчества, о чем не замедлил оповестить специалистов-филологов в своей статье «Интернациональный фольклор Внеземелья». Но это к слову…