…Я узнал, что Мишка в санчасти, от Суры. Мы слушали по радио репортаж о хоккейном матче, а Сура вбежал с мороза и крикнул мне:
— Мишка в санчасти!
Но я сразу побежал не в санчасть, а в столовую, так как знал, что Мишка ничего не ел с пяти часов утра. Я выпросил у повара два куска мяса и огурец, а у хлебореза — свежую горбушку и вторгся в санчасть, где хозяйничала Маринка.
Она, конечно, пропустила меня к Мишке, но у него была высокая температура. Он только улыбался глазами. К мясу, к хлебу, к огурцу даже не притронулся.
И вся рота и я… Все мы были горды за Мишку. И даже старшина Радионов проникновенно говорил о Мишке Истру на вечерней поверке. Он сказал, что Истру вел себя как настоящий солдат в настоящем бою.
На койке я долго не мог уснуть. Думал о Мишке. Интересно, хватило бы у меня духа, мужества, сил совершить то, что сделал Мишка?
Только что гадать — такое проверяется не в мечтах, а на деле.
Признание
Весна наступила незаметно. Снег растаял, а трава еще не проросла. Все было черно, как на пожарище. Обложные дожди то моросили мелкой сеткой, то вдруг свирепели и хлестали землю. Дороги между казармами превратились в жидкую кашицу. Все разбухло.
Истру уже третью неделю лежал в санчасти. У него было воспаление легких, но кризис миновал. Я приходил к нему, но мне почему-то не хотелось встречаться с Маринкой, словно я был виноват перед ней.
Прошло немало времени, как сержант Лебедь вернулся из отпуска. И я занял прежнее место в расчете отделения, место стрелка-автоматчика. И майор Гринько и лейтенант Березкин остались довольны моей работой. Мне объявили благодарность перед строем роты.
В личном плане ничего нового не произошло. Лилю я больше не встречал. В гарнизоне ее не было. Она развлекалась в Ленинграде, где жила ее мать.
Я часто посещал библиотеку, читал всю новую литературу. Библиотекарша, молодая женщина, жена офицера, знала меня.
Однажды я пришел в библиотеку мокрый. Читальный зал был пуст. На длинных, под зеленым сукном столах лежали подшивки газет и журналов.
— Игнатов, — сказала библиотекарша. — Для вас письмо.
Она протянула мне маленький конверт с голубым ободком. Адреса и почтового штампа на конверте не было. Просто написано: «Игнатову Славе!»
Библиотекарша улыбалась. Она была полная и симпатичная, с длинными каштановыми волосами. Ее муж болел туберкулезом и шестой месяц лечился в госпитале.
Я сел за последний столик. Вскрыл конверт. На листке, тоже окаймленном голубой полоской, написано:
«
От большой радости, как и от большого горя, люди впадают в состояние, о котором Мишка Истру образно сказал:
— Я чувствовал себя так, словно с верхних нар мне на голову опустили пару кирзовых сапог.
Я встал и, пошатываясь, пошел на выход. Если применять Мишкину терминологию, то я шатался так, словно вся рота опускала мне на голову кирзовые сапоги.
— Игнатов, вы не возьмете «Войну невидимок»? — спросила библиотекарша. — Это в вашем вкусе.
— Не возьму, — ответил я.
— Это в вашем вкусе, — библиотекарша улыбалась.
— Какой сегодня день? — спросил я.
— Четверг.
— Спасибо, — сказал я.
Библиотекарша улыбалась.
Вечером я сказал сержанту, что хочу пойти в санчасть навестить Истру.
— Ладно, — сказал сержант Лебедь. — Передайте ему привет. И скажите, что он позабыл смазать свою лопатку. А теперь она покраснела. И я, наверное, накажу его, когда он вернется.
— Хорошо, — сказал я. — Я передам Истру, что он забыл вычистить свою лопатку и что вы накажете его по возвращении.
— Ладно, — сказал добрый Лебедь, — про наказание, пожалуй, не надо. А привет не забудьте!
Она встретила меня улыбкою, похудевшая. Удивительно похожая на девчонку. И оттого, что она походила на девчонку, а не на какую-нибудь голливудскую звезду, я чувствовал себя увереннее.
— Я только вчера приехала, — сказала Лиля. — Ты разве не получал моих писем?
— Ты их не писала, — ответил я.
— Но я собиралась, — сказала Лиля.
— Возможно.
— Мы были с Тайкой в Ленинграде. Там весело.
— В Ленинграде всегда весело.
— Я должна иногда приезжать в Ленинград, иначе меня выпишут. Понимаешь, я прописана в Ленинграде. У меня там площадь.
— Понимаю.
— Сними шинель, — сказала она. — У меня есть венгерский вермут.
— Шинель я не сниму.
— По новогодней причине?
— Нет. Я должен забежать в санчасть.
— К Маринке? Вы с ней встречаетесь?
— Нет. Заболел Истру.
— Бедный Мишка. Что-нибудь серьезное?
— Простудился.
Лиля поставила на стол бутылку. Бутылка была высокая, с пестрой этикеткой. Распахнув сервант, Лиля достала две высокие хрустальные рюмки.
— Штопора у нас нет. Придется ножницами.
— Я выбью пробку, — сказал я.
— Ты способный, — сказала Лиля.
Я выбил пробку. Лиля наполнила рюмки.
— Значит, это правда, что ты не встречаешься с Маринкой?
— Я видел ее не больше, чем тебя.
— И она не нравится тебе?
— Да, не нравится, — ответил я и выпил вино.