Лунная радуга

Андрею вспомнились кадры фильма про оберонский гурм. Десантники «Лунной радуги» в разноцветным скафандрах. По цвету, видимо, только и различали друг друга, но Асеева он узнал легко. Он сразу обратил внимание на человека в лиловом скафандре с лиловыми искрами катафотов, потому что этот скафандр превосходил размерами все остальные…

— Я знал Асеева, — сказал Андрей.

— Кого еще ты знал из погибших на Обероне? Напомню их имена: Мстислав Бакулин, Аб Накаяма, Леонид Михайлов, Рамон Джанелла и командир группы десантников Юс Элдер.

— Никого. Я был еще желторотым курсантом.

— А тех, кто вырвался из оберонской западни?

— Весть о гибели Асеева так меня…

— Понимаю. Ну хорошо, Аганна ты теперь знаешь. Тимура Кизимова? Дэвида Нортона? Эдуарда Йонге? Жана Лорэ?

— Жан Лорэ… Такого не помню. Остальных знаю. Да и кто же не знает — известные космодесантники.

— После событий на Обероне Лорэ сразу вышел в отставку, — пояснил Аверьян. — Кстати, Нортон, Йонге, Кизимов тоже проявили нервозность и пытались выйти в отставку досрочно. Однако притихли, как только УОКС перевел як из Дальнего Внеземелья в десантный отряд на Меркурии. Что им мешало работать в системах внешних планет — остается неясным. Аганн новел себя по-другому. Дальнее Внеземелье его не пугает. Скорее наоборот…

— Но Кизимов, Нортон, Йонге теперь, я слышал, отставники?

— Теперь — да. Внешне все у них выглядит благополучно: ветераны Внеземелья на заслуженном отдыхе. Живут себе уединенно и тихо. Нортон и Йонге в Америке, Лорэ в Европе, Кизимов в Азии. Лишь Аганн почему-то обосновался а системе Сатурна, возле Япета…

— Дался тебе Аганн! Ну, скажем, характер у него не такой, как у прочих.

— Ну, скажем, характеры у них у всех разные, — не то возразил, не то согласился Копаев. — Но вот странность: все пятеро обладают общей чертой. Нелюдимостью.

— Иными словами, в МУКБОПе считают, что нелюдимость пятерки — внеземное «приобретение». Но об этом я уме догадался.

— А как насчет догадки о том, что до катастрофы на Обероне никто из них не отличался склонностью к отчуждению?

— А чего вы хотели? — осведомился Андрей. — Чтобы у них после драмы на Обероне все оставалось по-прежнему?

— Тяжелый вопрос. Но, как минимум, мы не могли не хотеть, чтобы каждая персона ив этой экзотической пятерки оставалась человеком.

— Как минимум?

— Да. Они не люди, Андрей.

— Что?…

— Не люди, — подчеркнуто внятно сказал Аверьян. — И в этом все дело.

— Он с грохотом отпустил поручень трапа, вспрыгнул на парапет и зашагал туда, где были портфель и одежда.

Машинально поймав на лету падающие очки, Андрей постоял, пытаясь определить свое отношение к словам Аверьяна. Разумеется, он сознавал, что по логике этих мгновений непременно должен быть ошарашен, ошеломлен или хотя бы растерян. Но ничего такого не чувствовал. Ничего, кроме своей беспомощности. Как после нокдауна. Он не мог заставить себя усомниться в человеческом естестве Аганна. Однако считать Копаева идиотом тоже вроде бы глупо. Во всяком случае, сложно. Пришлось бы менять давно устоявшийся взгляд на МУКБОП… Повесив очки на прежнее место, Андрей стал смотреть, как представитель МУКБОПа надевает желтые брюки.

Копаев вернулся, — портфель в руке, черный свитер на загорелом плече как пляжное полотенце.

— Беру реванш за проигрыш тебе в финале. — Аверьян кивнул в сторону аэрария. — Пойдем туда, я должен кое-что показать. Здесь слишком светло.

Уже на ходу он доверительно сообщил:

— Каждая особь из этой пятерки нелюдей все еще сохраняет в себе ряд истинно человеческих качеств. В общем, в нашей системе понятию «нелюдь» мы пока предпочитаем кодовое название «экзот».

Андрей почувствовал облегчение.

4. ПРИНЦ НА ГОРОШИНЕ

В аэрарии Копаев огляделся я молча направился в гардеробный павильон.

Андрей задвинул за собой бамбуковую дверь и увидел, что Копаев разглядывает штатив с одеждой.

— Это моя, — пояснил Андрей. Приказал автомату: — Сорок-пятнадцать, верхние светофильтры.

Решетка потемнела — все в павильоне окрасилось э изумрудный цвет. Андрей сел на жесткий диван, посмотрел на портфель в руке интенсивно позеленевшего Аверьяна. Представитель МУКБОПа сел и, покопавшись в портфеле, выложил на стол коробку фотоблинкстера. Помедлил, что-то соображая.

— Видишь ли… Сотрудникам Западного филиала удалось скопировать необычайно важный документ — дневниковые записи бывшего десантника-«оберонца» Дэвида Нортона. Документ заставил нас сделать два, казалось бы, взаимоисключающих вывода. Первый — успокоительного свойства…

— А именно? — быстро спросил Андрей.

— О нем я упоминал. Это насчет истинно человеческих качеств. Анализ рукописи… да и поступков Нортона объективно свидетельствует: сознание и нравственные критерии бывшего «оберонца» не выходят далеко за пределы общечеловеческих норм. А что касается второго вывода… Знаешь, мы до сих пор разводим руками в полном ошеломлении. После событий на Обероне природная сущность Нортона разительно изменилась. Она не адекватна биологической сущности землян.

— Так… В чем это выражается?