Лунная танка. Сборник рассказов

– А что же нужно было сделать? – спрашивал он себя. – А нужно было сделать следующие. Всё это – разрозненно и изучается всеми отдельно. А необходимо было связать это всё воедино. И только я так поступил. Только я, понимаешь? Я один! И, знаешь, к какому выводу я пришёл? Что наш сегодняшний взгляд на материю – не верен! Материя (и это моё фундаментальное открытие), из которой состоит наша вселенная, только отчасти принадлежит нашей вселенной: каждая её элементарная частица одновременно существует в нескольких параллельных формах бытия, то есть мирах…

Два квартала он излагал мне постулаты своей теории. Вкратце (если, конечно, я понял его правильным образом) его «учение» можно передать так. Он открыл, что каждая элементарная частица, ну допустим, атом пребывает в нескольких диапазонах волновых вибраций, независимых по отношению друг к другу. Скажем, наш мир, по его словам, находится в определенном диапазоне, и всё, находящееся в нем – атомы, молекулы, люди, звёзды и вся вселенная, – находится в состоянии этой вибрации, частота которой неизменна от сотворения. Однако те же атомы пребывают и другом диапазоне вибраций и составляют иную вселенную…

– К примеру, – говорил он, вынимая из пиджака своего костюма погрызенный карандаш, – в нашем мире вот этот определённый набор атомов составляет карандаш. А в другом те же самые атомы могут составлять, ну например, камень или лист какого-нибудь растения, если в другом мире есть такие формы жизни…

По его словам, материя во всех мирах, а он их насчитал более сорока, едина, только энергия у всех разная. В конечном счете, энергия – и есть та вибрация вселенной по отношению к другим вселенным…

– По сути, – говорил он дальше, – название «параллельный мир» неверное. Миры отнюдь не параллельны – они накладываются один на другой, они – одно целое, только имеют разные энергетические характеристики, вибрационные свойства…

Этим, по его словам, и объясняются все вышеизложенные «чудеса», от бермудского треугольника и НЛО до экспериментов Эйнштейна и профессора Чу из университета Беркли. Просто происходят кое-где в нашем пространстве энергетические сбои, и какой-то участок этого пространства начинает вибрировать не с той частотой, с которой вибрирует вся остальная вселенная, а частота эта совпадает с частотой вибрации другой вселенной… Знаешь, говорил он, эти частоты так мало отличимы, что любое отклонение от нормы и – происходит смещение пространства, и, как следствие, появляются «окна» в другой мир. Своего рода, энергетические дырки.

– Вот эти самые вибрации и есть ФЭГ – то, что иногда улавливают радиоприемники…

Признаюсь, до тех пор, пока я не увидел его машину в действии, всё сказанное им казалось мне просто бредом.

– По твоим словам, – усмехнулся я, – я, состоящий из конечного числа элементарных частиц, в каком-нибудь ином измерении либо пень трухлявый, либо молодой колосящийся бамбук.

– Нет-нет-нет, – почему-то зашептал он, – я установил (это я не могу пока объяснить и не могу алгебраически сделать выводы, почему именно так), что те атомы, которые составляют в нашем мире живые формы, во всех мирах также составляют живые (!) существа. Скажем, есть более десятка миров, которые в точности повторяют наш мир, но время в них течет по иному. В каком-то оно повторяет наше прошлое, в каком-то – будущее. А в ином – течет в другую сторону. По сути, неразгаданный до этого эффект предсказаний и пророчеств вытекает из того же ФЭГ. Наш мозг, помимо всего прочего, может генерировать токи различных частот, и иногда эти частоты совпадают с частотами тех миров. Фрейд был не прав, – замахнулся Иванов на очередного великого мудреца, – во снах, то есть в бессознательном мы видим не отражение собственных скрытых желаний. А, генерируя «поле», силой мысли проникаем в те измерения.

– Ты хочешь сказать, что, пребывая в состоянии сна, мы путешествуем в иные миры? – переспросил я. Слушая его, я и не заметил, что мы вышли почти на окраину города. «Неужели мы так долго идём?» подумалось мне.

– Послушай, приятель, а где ты живёшь?

– Да вон в той пятиэтажке, – указал он рукой на дом, до которого ещё оставалось, примерно, пятьсот шагов.