Лунная заводь

- Я бы много отдал за то, чтобы припугнуть хоть немного эту гадину, мрачно скривившись, прошептал мне Ларри по-английски.

Три пугающие своим необычным видом головы наклонились, как будто кивнули ему в ответ... Я чуть не вскрикнул, да и Ларри, надо сказать, слегка побледнел.

- Они говорят, Ларри, - подтвердила Лакла, - что ты коснулся сейчас самого главного., ибо как раз через дорогу страха Молчащие Боги надеются ударить по всей жизни Сияющего Бога.

Физиономия Ларри, повернутая ко мне, являлась олицетворением безграничного изумления, и моя, похоже, как в зеркале отражала то же чувство. Да что же такое представляли из себя эти Молчащие Боги, если они с такой легкостью, словно открытую книгу, могли читать наши мысли? Недолго пришлось нам теряться в догадках: голос Лаклы нарушил непродолжительное молчание:

- Вот что, сказали они, скоро произойдет. Сначала на нас пойдут Йолара и Лугур со своими войсками. Сияющий Бог спрячется у них за спиной, в своем логове - потому что он боится. Да, несмотря ни на что, Трое на самом деле страшат Двеллера, а больше он ничего не боится. Прорицатель и жрица Сияющего Бога вместе со своими войсками будут биться до последнего, чтобы одержать победу. И если случится, что они одолеют, то у них хватит силы, чтобы уничтожить и всех нас. Потому что, если они захватят обитель Молчащих Богов, то Двеллер избавится от своего страха, и тогда прозвучит сигнал, означающий кончину Трех Богов. А потом Сияющий Бог станет как вольная птица, уже ничего не страшась, он выйдет в ваш мир и будет делать там все, что пожелает. Но если они не смогут одолеть нас - тогда Сияющий Бог не придет им на помощь, он бросит их на произвол судьбы, как уже бросил раньше своих Таиту... и тогда Трое освободятся до некоторой степени от наложенного на них наказания, и они пойдут тогда через Портал, отыщут Сияющего Бога за его Вуалью и, пронзив его через открытое отверстие страха, - разрушат его.

- Это как раз понятно, - прошептал мне на ухо О'Киф, - ослабнет моральный настрой - значит, дело швах. Да я такое сто раз видел на войне. Пока нервишки у них в порядке - нет ничего, что им было бы не по зубам, стоит им подействовать на нервы, и пожалуйста - берите их тепленькими. И что интересно, в обоих случаях, это одни и те же люди.

Лакла снова прислушивалась. Вдруг она, вскинув руки, повернулась к Ларри, с безумной надеждой в глазах, но какая-то тень то ли смущения, то ли стыда легла при этом на ее лицо.

- Они говорят, - вскричала она, - они говорят, что дают нам право выбора. Помня о том, что весь наш мир висит на волоске, находясь на пороге гибели, сказали они, мы должны сейчас решить выбрать, остаемся ли мы сражаться против Йолары и ее армий, и они сказали, что предвидят, каким нелегким окажется сражений. Или же мы имеем право уйти, и если вы, сказали они, выберете последнее, тогда они покажут вам другой путь, который тоже ведет в ваш мир.

Пока она говорила, лицо О'Кифа медленно покрывалось краской. Он взял девушку за руки и долго вглядывался в ее золотые глаза. Подняв вверх голову, я увидел, что Троица наблюдает за ними - спокойно и невозмутимо.

- Что скажешь, mavourneen? - ласково спросил Ларри.

Девушка молчала, понурив голову и дрожа всем телом.

- Твои слова будут и моими, о единственный, кого я люблю! - наконец прошептала она. - Уйдешь ты или останешься - я буду с тобой.

- Ваше слово, Гудвин?

Ирландец повернулся ко мне. Я пожал плечами: в конце концов, один я ничего не решаю.

- Я тут мелкая сошка, Ларри, - заметил я, непроизвольно прибегая к его манере выражаться.

Сам О'Киф выпрямился, расправив плечи, и пристально посмотрел прямо в полыхающие огнем черные очи Богов.

- Заметано, - сказал он, - мы остаемся.

К стыду своему, я припоминаю, что в тот момент эта привычка Ларри вставлять повсюду свои словечки показалась мне не только неуместной, но, пожалуй, отдающей дурным вкусом. Я рад сказать, что был единственным, кому пришла в голову такая мысль. Ибо лицо Лаклы, когда она подняла его на Ларри, прямо светилось от любви и счастья, и, хотя робкая надежда исчезла у нее из глаз, зато сейчас они лучились обожанием и гордостью за своего избранника. Холодные, мраморные лица Троицы смягчились, в черных глубоких глазах уже не играло красное пламя.

- Подождите, -сказала Лакла, - есть еще одна вещь, сказали они, на которую мы должны дать ответ, прежде чем они возьмут с нас обещание, подожди .

Она прислушалась и, внезапно, все лицо ее побелело, как мел, став таким же белым, как лица Троих Богов, радостно сиявшие глаза расширились, и наполнились диким ужасом; нежное гибкое тело затрепетало, словно тростник под порывом ветра.

- Нет, - только не это, - крикнула она Троим Богам. - О, только не это. Только не Ларри.. я сделаю все, что вы захотите., но только не он! - она порывисто протянула руки к женскому существу Троицы. - О Мать, позволь мне пойти одной, - молила она. - Мне одной!.. Мать!

Трое наклонили головы вперед, глядя на Лаклу исполненными жалости глазами, и по лицу женщины покатились., слезы! Ларри рванулся к Лакле.