Читаем Лунное дитя полностью

– Да, меня отпустили до окончания смены.

– Надеюсь, ты не шла домой пешком, – громко сказала Шерон. – На улице очень сильный ветер.

– Да не такой уж и сильный. – Ники секунду помолчала и добавила: – Я вздремну перед ужином, ладно?

– Конечно.

Пока Ники поднималась по лестнице, Шерон задумалась.

Что-то тут не так.

И дело даже не в том, что Ники решила вздремнуть после обеда. Желание отдохнуть, особенно после долгой прогулки по холоду, казалось Шерон вполне разумным. Дело было в том, как дрожал ее голос по возвращении.

Как будто она плакала.

Материнский инстинкт подсказывал Шерон, что что-то не так.

Ники рано вернулась с работы. Само по себе это ни о чем не говорило, но она вернулась в плохом настроении.

Что-то случилось.

Может быть, это как-то связано с ее бывшим парнем? Ники упомянула о нем лишь вскользь.

«У нас ничего не вышло, – сказала она. – У него плохой характер. Иногда он не мог себя контролировать».

Шерон почти сразу поняла, что она имеет в виду.

Женщина остановилась у основания лестницы, положив одну руку на столб, и прислушалась к шагам Ники у нее над головой. Потом заскрипела кровать.

Может быть, ей стоит подняться наверх и поговорить с ней?

Нет, Ники взрослый человек, и Шерон не будет нарушать ее личное пространство. Эми тогда выразилась очень четко: «Не нужно на нее давить. Не задавай слишком много вопросов».

Но есть тонкая грань между вмешательством в личное пространство и безразличием.

Если человек тебе небезразличен, иногда нужно задавать вопросы.

Как иначе узнать, в чем дело?

Пока Шерон пыталась решить, что делать, до нее донесся плач. Тихий плач, вероятно, не предназначенный для ее ушей. Она слышала его только потому, что стояла там, где стояла.

Эти звуки стали для Шерон решающим фактором. Слезы ребенка – даже если ребенок уже вырос – нельзя игнорировать. Не медля ни секунды, Шерон начала подниматься наверх. Когда она оказалась на втором этаже, плач прекратился. Шерон остановилась возле комнаты Ники. Дверь была слегка приоткрыта, и Шерон толкнула ее и вошла внутрь.

Ники лежала на кровати, свернувшись калачиком на покрывале. Жалюзи еще были подняты, но в комнате царил полумрак. Не говоря ни слова, Шерон подошла к шкафу и достала оттуда запасное одеяло. Она укрыла Ники, тщательно подоткнув ее одеялом. Закончив, она присела на край кровати и принялась гладить Ники по волосам.

Ники снова начала плакать. Ее плечи дергались прямо как у Эми, когда она пыталась сдержать слезы. В отличие от Шерон Эми была жесткой. Она была готова сразиться с кем угодно и с чем угодно. Она редко плакала, но когда плакала, старалась сдерживать слезы.

Шерон, наоборот, плакала, когда смотрела рождественские фильмы или когда читала. Особенно когда читала грустные романы и трогательные поздравительные открытки. Это был ее талант – и на самом деле в этом не было ничего неестественного.

Несмотря на то что они знали друг друга совсем недолго, Шерон испытывала к этой девушке удивительную нежность.

– Мне очень жаль, – наконец сказала она. Голос ее был спокойным и размеренным. – Что бы ни случилось, мне жаль, что так вышло. Просто выплесни это наружу. Все хорошо.

Ники судорожно вздохнула и, казалось, успокоилась, поэтому Шерон продолжила бормотать слова утешения и гладить ее по голове.

Как бы Ники ни было плохо, Шерон было приятно чувствовать себя полезной. Как будто она могла что-то изменить.

Через несколько минут Шерон принесла из ванной коробку салфеток. Она поставила ее на тумбочку, вытащила из нее одну салфетку и дала ее Ники.

Ники села и высморкалась.

– Все будет хорошо, – сказала Шерон. – Так всегда бывает.

– Правда? – спросила Ники. Ее глаза покраснели, а лицо покрылось пятнами. С утра она собрала волосы в конский хвост, но сейчас они были растрепаны. Ники выглядела далеко не лучшим образом.

– Ну, иногда становится хуже, но потом все равно все налаживается, – сказала Шерон.

Ники кивнула, как будто ожидала этого. Она взяла салфетку, промокнула глаза и сказала:

– Ну и денек выдался.

– Может, расскажешь? – неуверенно спросила Шерон. – Иногда это помогает.

Она не хотела совать нос в чужие дела, поэтому почувствовала облегчение, когда Ники кивнула и начала медленно рассказывать, что случилось. У Шерон создалось впечатление, что каждое слово причиняло ей боль, но она была полна решимости рассказать историю целиком.

– Дон сказала, чтобы я ушла, – закончила Ники, комкая салфетку в руке. – Она оштрафовала меня и сказала прийти завтра, чтобы обсудить эту ситуацию, – горько сказала она. Она, кажется, уже была морально готова к этому разговору.

– Как ты думаешь, миссис Флеминг тебя узнала? – спросила Шерон.

Ники покачала головой:

– Вряд ли. Когда я наблюдала за ней вчера вечером, свет в моей комнате был выключен. Кроме того, похоже, она не из тех людей, кто обращает внимание на других.

Шерон задумчиво кивнула.

– Так что же было в белом пакете, который миссис Флеминг купила у Дон?

Ники задумчиво склонила голову набок.

– Не знаю, – наконец сказала она. – Я даже не думала об этом.

– Как ты думаешь, там могло быть что-то незаконное?

Перейти на страницу:

Все книги серии Freedom. Романы о больших сердцах. Проза Карен МакКвесчин

Половинка сердца
Половинка сердца

Эта книга о разбитых сердцах. О покалеченных судьбах. О трагедиях и доброте. О страхе и непоколебимой вере. О жестокости и храбрости. Обо всем прекрасном и удручающем, что живет внутри каждого.«Мне девять, и я должен знать распорядок:быть тише воды ниже травы.съедать все на тарелке.Не создавать лишних проблем».Логан делает все, чтобы избежать ярости жестокого отца. Когда-то страшная авария перевернула жизнь их семьи, и теперь мальчик не говорит ни слова. Но в свои девять пережил многое.На этот раз Логан так сильно провинился, что боится возвращаться домой и сбегает. Он не знает, что его бабушка жива и отчаянно ищет внука, половинку своего сердца.Оставшись на улице, Логан пытается найти приют, меняя судьбы тех, кто встречается на пути. Сможет ли он выжить во взрослом мире без самого главного – без любви?

Карен МакКвесчин

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Проза
Последний
Последний

Молодая студентка Ривер Уиллоу приезжает на Рождество повидаться с семьей в родной город Лоренс, штат Канзас. По дороге к дому она оказывается свидетельницей аварии: незнакомого ей мужчину сбивает автомобиль, едва не задев при этом ее саму. Оправившись от испуга, девушка подоспевает к пострадавшему в надежде помочь ему дождаться скорой помощи. В суматохе Ривер не успевает понять, что произошло, однако после этой встрече на ее руке остается странный след: два прокола, напоминающие змеиный укус. В попытке разобраться в происходящем Ривер обращается к своему давнему школьному другу и постепенно понимает, что волею случая оказывается втянута в давнее противостояние, длящееся уже более сотни лет…

Алексей Кумелев , Алла Гореликова , Игорь Байкалов , Катя Дорохова , Эрика Стим

Фантастика / Современная русская и зарубежная проза / Постапокалипсис / Социально-психологическая фантастика / Разное
Салюки
Салюки

Я не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь. Вопрос этот для меня мучителен. Никогда не сумею на него ответить, но постоянно ищу ответ. Возможно, то и другое одинаково реально, просто кто-то живет внутри чужих навязанных сюжетов, а кто-то выдумывает свои собственные. Повести "Салюки" и "Теория вероятности" написаны по материалам уголовных дел. Имена персонажей изменены. Их поступки реальны. Их чувства, переживания, подробности личной жизни я, конечно, придумала. Документально-приключенческая повесть "Точка невозврата" представляет собой путевые заметки. Когда я писала трилогию "Источник счастья", мне пришлось погрузиться в таинственный мир исторических фальсификаций. Попытка отличить мифы от реальности обернулась фантастическим путешествием во времени. Все приведенные в ней документы подлинные. Тут я ничего не придумала. Я просто изменила угол зрения на общеизвестные события и факты. В сборник также вошли рассказы, эссе и стихи разных лет. Все они обо мне, о моей жизни. Впрочем, за достоверность не ручаюсь, поскольку не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь.

Полина Дашкова

Современная русская и зарубежная проза