– Да, меня отпустили до окончания смены.
– Надеюсь, ты не шла домой пешком, – громко сказала Шерон. – На улице очень сильный ветер.
– Да не такой уж и сильный. – Ники секунду помолчала и добавила: – Я вздремну перед ужином, ладно?
– Конечно.
Пока Ники поднималась по лестнице, Шерон задумалась.
Что-то тут не так.
И дело даже не в том, что Ники решила вздремнуть после обеда. Желание отдохнуть, особенно после долгой прогулки по холоду, казалось Шерон вполне разумным. Дело было в том, как дрожал ее голос по возвращении.
Как будто она плакала.
Материнский инстинкт подсказывал Шерон, что что-то не так.
Ники рано вернулась с работы. Само по себе это ни о чем не говорило, но она вернулась в плохом настроении.
Что-то случилось.
Может быть, это как-то связано с ее бывшим парнем? Ники упомянула о нем лишь вскользь.
«У нас ничего не вышло, – сказала она. – У него плохой характер. Иногда он не мог себя контролировать».
Шерон почти сразу поняла, что она имеет в виду.
Женщина остановилась у основания лестницы, положив одну руку на столб, и прислушалась к шагам Ники у нее над головой. Потом заскрипела кровать.
Может быть, ей стоит подняться наверх и поговорить с ней?
Нет, Ники взрослый человек, и Шерон не будет нарушать ее личное пространство. Эми тогда выразилась очень четко: «Не нужно на нее давить. Не задавай слишком много вопросов».
Но есть тонкая грань между вмешательством в личное пространство и безразличием.
Если человек тебе небезразличен, иногда нужно задавать вопросы.
Как иначе узнать, в чем дело?
Пока Шерон пыталась решить, что делать, до нее донесся плач. Тихий плач, вероятно, не предназначенный для ее ушей. Она слышала его только потому, что стояла там, где стояла.
Эти звуки стали для Шерон решающим фактором. Слезы ребенка – даже если ребенок уже вырос – нельзя игнорировать. Не медля ни секунды, Шерон начала подниматься наверх. Когда она оказалась на втором этаже, плач прекратился. Шерон остановилась возле комнаты Ники. Дверь была слегка приоткрыта, и Шерон толкнула ее и вошла внутрь.
Ники лежала на кровати, свернувшись калачиком на покрывале. Жалюзи еще были подняты, но в комнате царил полумрак. Не говоря ни слова, Шерон подошла к шкафу и достала оттуда запасное одеяло. Она укрыла Ники, тщательно подоткнув ее одеялом. Закончив, она присела на край кровати и принялась гладить Ники по волосам.
Ники снова начала плакать. Ее плечи дергались прямо как у Эми, когда она пыталась сдержать слезы. В отличие от Шерон Эми была жесткой. Она была готова сразиться с кем угодно и с чем угодно. Она редко плакала, но когда плакала, старалась сдерживать слезы.
Шерон, наоборот, плакала, когда смотрела рождественские фильмы или когда читала. Особенно когда читала грустные романы и трогательные поздравительные открытки. Это был ее талант – и на самом деле в этом не было ничего неестественного.
Несмотря на то что они знали друг друга совсем недолго, Шерон испытывала к этой девушке удивительную нежность.
– Мне очень жаль, – наконец сказала она. Голос ее был спокойным и размеренным. – Что бы ни случилось, мне жаль, что так вышло. Просто выплесни это наружу. Все хорошо.
Ники судорожно вздохнула и, казалось, успокоилась, поэтому Шерон продолжила бормотать слова утешения и гладить ее по голове.
Как бы Ники ни было плохо, Шерон было приятно чувствовать себя полезной. Как будто она могла что-то изменить.
Через несколько минут Шерон принесла из ванной коробку салфеток. Она поставила ее на тумбочку, вытащила из нее одну салфетку и дала ее Ники.
Ники села и высморкалась.
– Все будет хорошо, – сказала Шерон. – Так всегда бывает.
– Правда? – спросила Ники. Ее глаза покраснели, а лицо покрылось пятнами. С утра она собрала волосы в конский хвост, но сейчас они были растрепаны. Ники выглядела далеко не лучшим образом.
– Ну, иногда становится хуже, но потом все равно все налаживается, – сказала Шерон.
Ники кивнула, как будто ожидала этого. Она взяла салфетку, промокнула глаза и сказала:
– Ну и денек выдался.
– Может, расскажешь? – неуверенно спросила Шерон. – Иногда это помогает.
Она не хотела совать нос в чужие дела, поэтому почувствовала облегчение, когда Ники кивнула и начала медленно рассказывать, что случилось. У Шерон создалось впечатление, что каждое слово причиняло ей боль, но она была полна решимости рассказать историю целиком.
– Дон сказала, чтобы я ушла, – закончила Ники, комкая салфетку в руке. – Она оштрафовала меня и сказала прийти завтра, чтобы обсудить эту ситуацию, – горько сказала она. Она, кажется, уже была морально готова к этому разговору.
– Как ты думаешь, миссис Флеминг тебя узнала? – спросила Шерон.
Ники покачала головой:
– Вряд ли. Когда я наблюдала за ней вчера вечером, свет в моей комнате был выключен. Кроме того, похоже, она не из тех людей, кто обращает внимание на других.
Шерон задумчиво кивнула.
– Так что же было в белом пакете, который миссис Флеминг купила у Дон?
Ники задумчиво склонила голову набок.
– Не знаю, – наконец сказала она. – Я даже не думала об этом.
– Как ты думаешь, там могло быть что-то незаконное?