Лунное искушение

— Ну да. Я ведь извинялась перед тобой тем утром. Многословно, если мне не изменяет память…

— О, это я помню. — Его глаза блестели словно лед. — Но не уверен, насколько извинения уместны в такой ситуации.

Они и не были уместны. Совсем нет.

— Но я это сделала. — Она заставила себя посмотреть ему в глаза. — Мне жаль. Ты понятия не имеешь, как мне жаль.

Ничто в его виде не смягчилось. Хотя она не ожидала, что извинения помогут.

— Ты хотя бы представляешь, как плохо все могло кончиться?

— Я…

— Нет, — отрезал он, и Никки замолчала, — ты не дала мне возможности сказать тебе ни слова. За все четыре года. Ни когда я пытался звонить тебе. Ни когда пытался убедиться, что, мать твою, не обидел тебя. Ты исчезла, уехав в колледж. Исчезла с лица планеты и больше не появлялась.

— Разве ты не этого хотел? — спросила она. — Потому что я практически уверена, что тем утром ты сказал, что никогда больше не хочешь видеть мое «гребаное лицо». — Ком в горле стал больше. Даже думать о том, как он смотрел на нее, какое крайнее отвращение выражало его лицо, было все еще больно. — Я помню, ты это произнес.

Он не ответил.

— Еще ты сказал, что я отвр…

— Я помню, — перебил он.

— Тогда почему ты задаешь мне такие вопросы? Непохоже, чтобы ты действительно хотел поговорить со мной, — разозлившись, выпалила она в ответ. Девушка понимала: ее поступок был неправильным, более чем неправильным, но злость все равно росла внутри. Он что, действительно ждал, что она ответит на его звонки? После всего, что он ей сказал? После того, как увидел ее такой опустошенной? Она никак не могла разговаривать с ним. Ей было стыдно. Она была унижена. И что самое главное — ее глупое сердце разлетелось на миллион маленьких осколков.

— Но теперь ты вернулась, — сказал он. — Снова вошла в мою жизнь, как будто ничего не случилось.

— Я не вела себя так, будто ничего не случилось, и никуда я не входила…

— Ты понимаешь, что могло бы случиться со мной, если бы кто-нибудь узнал?

Она уставилась на него.

— Мне исполнилось восемнадцать, Гейб, я не была малолеткой…

— Это неважно. Ты, мать твою, была все еще ребенком…

— Я не была ребенком. Мне исполнилось восемнадцать.

Он резко рассмеялся.

— Да, конечно, но в восемнадцать ты еще не взрослая, дорогая.

«Дорогая».

Боже.

Сердце ее разрывалось. Он называл ее так раньше, и тогда это казалось ласковым прозвищем. Но не теперь.

И тут до нее дошло. Возвращаться было ошибкой. Никки сделала бы для родителей все что угодно, но в этот раз ничего не получится.

А Гейб все продолжал.

— Если бы мы поменялись ролями и я не был бы так пьян, что случилось бы? Если бы я пришел к тебе, когда ты была без памяти, и воспользовался ситуацией?

Слезы стыда и сожаления встали комом в горле. Это ужасное ощущение, будто она снова тонет, грозило овладеть ею с головой.

Бог свидетель, девушка знала, что он выпивает, но никогда не видела Гейба пьяным. Он не походил на прежнего Люциана. Никки догадывалась, что он выпил несколько банок пива. Но не думала, что парень был так пьян, что едва ли осознавал, что делает и с кем, пока не настало утро. Но она поняла это чертовски быстро еще до того, как он полностью пришел в себя.

Потому что Гейб перекатился на бок, обнял ее за талию, прижал к себе так, будто ему претила сама мысль о том, что сейчас девушка встанет с постели. И эти короткие секунды были чудесны. А затем он назвал ее Эммой, уничтожив все глупые мечты, которые она лелеяла.

— Не думала, что ты был настолько пьян, — прошептала она.

Его глаза недоверчиво распахнулись.

— То есть ты действительно считала, что я могу трахнуть восемнадцатилетнюю девочку, которая была мне практически как сестра? Девочку на десять лет младше меня?

Слезы угрожали хлынуть из глаз. Она отвела взгляд, сжав губы и замотав головой. Она не станет плакать. Проклятие, не станет, мать ее, плакать.

— Боже, — прорычал он, — да за кого ты меня держишь?

Никки не собиралась отвечать на этот вопрос.

Он едва слышно выругался.

— Если бы твои родители узнали, что случилось, мне пришел бы конец. И фигурально, и буквально. Твоя мать отравила бы мой ужин, а отец скормил бы аллигаторам. Я их уважаю.

— Знаю, — прошептала она. — Я думала…

— О чем ты думала, Ник? Я понял, что ты втюрилась в меня, но ты хоть знаешь… — Он глубоко вздохнул, как будто пытался сдержать себя, но не очень-то в этом преуспел. — Ты хоть знаешь, как я казнил себя за то, что позволил подобному случиться?

— Это не твоя вина, — ответила она, снова переводя взгляд на него. — Я одна во всем виновата.

Гейб молчал так долго, что Никки начала опасаться, не потерял ли он дар речи.

— О чем ты думала? — наконец выдавил он.

— Не знаю. Я вообще не планировала делать это, была глупой восемнадцатилетней девчонкой и… — Она оборвала сама себя.

Никки ни за что не признается, что влюбилась тогда. А когда поняла, что он пьян и принял ее за другую, почувствовала такое опустошение, которое сложно выразить словами.

— Слушай. Мне жаль. Поверь. Знаю, то, что я сделала, — неправильно, и сожалею, что у тебя были из-за меня неприятности. Ты невиноват и ничем меня не обидел.