Лунное сердце

Сара сама не подозревает, что уже давно ищет туда дорогу. Задолго до того, как он ее встретил, Зов Страны Лета жил в ее крови, в крови ее предков. Талиесин это чувствовал, он чувствовал, что и она, как ее предки, сама того не сознавая, ощущала, что ищет что-то, чему не могла дать названия. А теперь он, Талиесин, в благодарность за чудо, которым она, незаметно для себя, осчастливила его, подарит ей то, о чем она всю жизнь мечтала, — Страну Лета.

Путь туда будет трудным, но у нее хватит сил. А награда… Что может быть дороже, чем стать тем, что тебе предназначено? Полностью услышать мелодию, которая лишь слабым эхом звучала в сердце, пока ты не пришел в Страну Лета?

И Талиесин, направляя свои шаги обратно к Круглой Башне, вспомнил первый сегодняшний вопрос оленя: «Доволен ли ты?» О да, он доволен! Ведь она возвратилась к нему!

Когда Талиесин подошел к башне, он увидел Сару, она ждала его в дверях, и горевший в очаге огонь освещал ее буйные кудри и стройную фигуру. Смятение охватило Талиесина, сменив только что владевший им покой. Он остановился, не дойдя до Сары несколько шагов.

— Не могла больше спать, — сказала Сара. — Мне снилось, будто ты превратился в оленя — не в настоящего, а в человека с оленьими рогами. — Она поежилась. — Ты мне и раньше так снился — вместе с шаманом, он был медведем, а ты — оленем. В том сне за мной гналось что-то ужасное и пыталось утащить меня с собой — наверное, это был демон Киерана.

— Здесь демонов нет, — сказал Талиесин.

— Я знаю, но ночь полна духов, правда? Только сюда они не смеют приблизиться. Что-то отпугивает их. Но я так и чувствую, что они там, за этой лужайкой. Они всегда там?

— Всегда. А сегодня ночью они охотятся.

— Мне так и снилось, — снова поежилась Сара. — Я видела охоту. Ты был человеком-оленем и преследовал луну. Ты не хотел губить ее… Да и как можно погубить луну? — Сара смущенно улыбнулась. — Но ты за ней гнался.

Ее интуиция поразила Талиесина.

— И что же было дальше?

Сара пожала плечами:

— А ничего. Я проснулась. Посмотрела кругом, а тебя нет. Я решила, что ты спустился вниз, и тоже пошла к очагу, мне хотелось поболтать с тобой. Но тебя и там не оказалось. Где ты был?

— Ходил разговаривать с оленем, догнавшим свою луну.

Сара рассмеялась:

— Вот ответ настоящего барда! Так может ответить только бард. Или волшебник. Они все говорят загадками. И как же мне разгадать эту загадку? — Но не успел он и рот раскрыть, как она тряхнула головой. — Неважно. Я хотела спросить тебя о другом. Скажи, Талиесин, что ты во мне нашел? Во мне же нет ничего особенного. Я самая обыкновенная. Так что же ты видишь во мне, а, Талиесин?

Она ломала над этим голову с той минуты, как проснулась, и, хотя спрашивать его было неловко, понимала, что должна узнать. Слова сами сорвались с ее губ, будто подгоняемые сумятицей, царившей у нее в душе.

Талиесин подошел к Саре и взял ее за руку.

— Я вижу, как луна тихо ступила на этот утес и улыбнулась мне, — сказал он. — Я увидел, как Охотница, сбросив плащ из черных перьев, приветливо смотрит на меня девичьими глазами. Я увидел, как прекраснейший из всех цветков, что цветут в Стране Лета, переселился оттуда и расцвел в твоем сердце. Я увидел тебя, Сара, и сразу снова стал долговязым деревенским парнем, таким, каким был до того, как Мирддин взял меня к себе в ученики.

— Ты никогда не был деревенским парнем, — покачала головой Сара. — Ты всегда был бардом, я не могу представить тебя кем-то другим. И к тому же ты мне сам говорил, что твой приемный отец Элфин был принцем.

— Да, Элфин был принц, — согласился Талиесин, — и в разных россказнях меня тоже расписывают совсем не таким, каков я на самом деле, а я обычный человек, плетенная из кожи и прутьев лодка доставила меня сюда и выбросила на здешний берег, здесь я и повзрослел, и познал те же самые страхи и надежды, что знакомы каждому человеку. Чем-то особенным мы кажемся только друг другу, Сара.

Он пристально глядел ей в глаза. Некоторое время ими владело смущение, потом Талиесин опустил руки ей на плечи и притянул Сару к себе. Она подняла лицо, почувствовала, как нежное касание его губ перерастает в страстные поцелуи, и сама, подчинившись бушующим в ней неизведанным чувствам, тесно прижалась к нему. Их поцелуй длился долго, так долго, что им нечем стало дышать. Еще какое-то время, позабыв о недавнем смущении, они жадно рассматривали друг друга. Потом, взявшись за руки, вошли в башню и устроились на шкурах перед очагом.

Огонь бросал отблески на их кожу, освещая спины, плечи, руки, лица, отливавшие медно-красным цветом. Их тени плясали на стене. Когда тела их слились, все, что их разделяло, было забыто, сердцем к сердцу они плыли под звуки самой древней мелодии на свете.