Лунное танго

С языка чуть было не сорвалось: «Не твое дело!» А потом неплохо бы небрежно кивнуть, как Нонна: «Чао, Бэтмен!»

Злая Динка глянула ему в глаза… и тут же вся злость испарилась, а сердце стукнуло невпопад. Ну и глазищи – черные-черные, насмешливые. И в каждом по огненному чертику.

А Никита смотрел на нее чуть с прищуром, и Динка прям лопатками чувствовала – не просто так смотрит, ой не просто. Разглядывает. Оценивает. Мачо фигов!

Ладно, решила она, хватит в гляделки играть.

– Спасибо за помощь, до свидания, – светски кивнула она с холодком, игнорируя вопрос.

– Я тебя найду, – кивнул Никита, игнорируя ответ, тут же развернулся и зашагал по своим делам.

Машина тронулась, тетя снова завела: «Ой, слава богу, добралась, а я тебе пирог испекла, и воду горячую как раз на прошлой неделе дали, помоешься, как белый человек, а то у нас дома студено, батареи еле живы, деньги-то небось платим – а за что? За то, что сволочи эти, из домоуправления, все нас поделить не могут с другими сволочами, из компании управляющей…»

Динка глядела в оттаявшее наполовину окно, отмечала – вон магазин, вон рынок, вон школа. Злость отхлынула, странная грусть сменила ее. И чего она на Никиту окрысилась? Сама виновата, если честно. Смутилась, вот и потянуло хамить. «Симпатичная девчонка», скажет тоже. А вообще-то… ну… она ведь не хуже других, верно? Вдруг она ему вправду понравилась? А она сразу – «до свидания»… обиделся скорее всего. Ну и наплевать, в конце концов, пусть топает к Нонне, это у них там любовь-морковь.

Машина переваливалась через ямы, по обочинам громоздились великанские сугробы, мелькали прохожие, по уши замотанные в шарфы. Дети в ярких комбинезонах гоняли по ледяным дорожкам. Малышей родители тащили на саночках – укутанных, больше похожих на меховые кульки. Бросилась в глаза огромная куча угля, чуть припорошенная снегом, рядом с кочегаркой. Мимо проплывали низкие деревянные бараки, увешанные сосульками, заметенные по самые окна.

Машина свернула к площади.

– А вот и наш дом, – оживилась тетя, – да ты помнишь, наверно, Диночка. Вон, дальний, на краю леса. Ко второму, будьте добры. В лесу-то как раз кладбище, Диночка, сходим как-нибудь, проведаем своих…

Серая блочка одним концом выходила на городскую площадь, а другим упиралась в лес. И лес этот, как Динка помнила, уже не превращался в город. Там, дальше – кладбище, дорога на городской пляж, дорога на родник, поля – а дальше уж вовсе тайга непролазная. Над площадью, на горе, красовался облупленный Дом культуры – фасад от старости осыпался, там и тут в дырах штукатурки проглядывали кирпичи. Выглядело страшновато, что не мешало дому вести активную культурную жизнь. От него вниз сбегала длинная ледяная горка. Там стоял сплошной визг – ледянки, санки, картонки, вся окрестная малышня.

С другой стороны площади возвышалась мэрия. Перед ней на гранитной стреле торчала облепленная снегом голова. В ней смутно угадывался облик вождя мирового пролетариата товарища Ленина.

– В самом центре живем, – похвасталась тетушка. – Все рядом.

Тут машину особенно сильно тряхнуло – и они подъехали.

– Середину только чистят, оборзели совсем, – подал голос шофер, отсчитывая сдачу.

Динка вышла наружу, вытащила рюкзак. Перед глазами стояла сценка, выхваченная на ходу: из барака вывалился мужик в тельнике и валенках, качнулся и съехал с крыльца. Следом за ним вышли два друга, принялись тащить падшего, один сам повалился сверху. Интересно, чем дело кончилось?

– Смотри, Диночка, в ДК – дискотека по субботам, супермаркет вон там, недавно открыли, а вон и завод, воняет с него, конечно, но редко, когда ветер с Ладоги. А так тут у нас хорошо, спокойно.

«Херь, – отчетливо подумала вдруг Динка, – Большая спокойная Херь. Большая-пребольшая…»

Глава 2 Любовь – это слово похоже на ложь

Нонна, как и обещала, позвонила вечером. Динка записала имя директрисы – документы в школу надо было подать как можно скорее, – и Нонна взахлеб принялась выкладывать, как здорово ее встретили дома. Динка осторожно вклинилась:

– Нонна, ты извини, что так вышло… ну, с Никитой.

– Чего?!

– Ну, что я между вами влезла.

Нонна изумилась:

– Ты чего городишь, мать?! Я Никиту сто лет уже не видела!

– Подожди… а на вокзале?

В трубке – секундное замешательство и хохот:

– Ну, даешь! Это ж Толик был, Ванин, из нашего класса. Ты думала, Никитос? Ой, не могу, держите меня семеро! А волосы-то, а челка!

Динка сжала трубку, ощущая себя не просто круглой дурой, а дурой четырехугольной. То есть дурой особой, элитной породы. Хоть сейчас заноси в Красную книгу редчайших идиотов.

– Он на тебя запал, засекла? – хихикнула напоследок Нонна. – А Никиту маман на неделю в спортлагерь сплавила, на лыжах рекорды ставить, его вообще в городе нету. Мне папик сказал. Мой Никитос, натурально, моему папе звонил, спрашивал, когда я приеду, представляешь? Извинялся, что не встретит, просил передавать привет. И на мейле три письма. А ты думала, что Толик – Никита, ха-ха, шутка века!

Динка вздохнула. Черт ее дернул попутать черноволосого Толика и белобрысого Никиту.