При отдании чести старшим офицерам их закручивало волчками, пуская по вовсе уж невероятным траекториям, а по команде «стройся» будущие завоеватели лунных просторов, образовывали какой-то невообразимый рой с ним самим в середке. Он считал, что все это было не столько следствием невесомости, сколько следствием царившего на борту ощущения сиесты.
«Бардак, разложение, а там глядишь и революция!» - мизантропировал бригадный генерал.
На земле все было бы проще и проблему восстановления дисциплины он решил бы легко. Час строевой с полной выкладкой, да чтоб с песней, да потом стрельбы, да полоса препятствий с обязательной грязной лужей в конце.. А тут? Ни грязи, ни места, ни веса…
Генерал вздохнул. До Луны бы поскорее добраться. Хоть одна шестая тяжести, а все-таки, какая-никакая, а тяжесть. Да и реальный враг у людей появится - большевики.
А может быть и нет. Кто её знает эту Луну?
Все ведь внове, все в первый раз…
В который раз он подумал, что Земной опыт тут не годился, что нужно как-то выходить из положения, что-то придумывать…
Что-то новое, принципиально новое..
Перед человечеством вдруг открылся целый мир, целое непаханое поле. Тут и штатским было над чем подумать, а уж военным-то и подавно - ничего ведь нет. Совсем ничего.
Новый род войск родился, а ни уставов, ни ритуалов, ни стратегии с тактикой… Космическая пехота неизбежно должна будет обрасти всем этим и еще многим другим, что пока просто не приходило в голову. И кому это все создавать? Им и создавать! Нет больше практиков, а от яйцеголовых помощи в этих вопросах ждать не приходилось. Но ведь и сами что-то можем!
Решили ведь проблему передачи команды. Казалось бы простой вопрос. На земле только крикни, и все тебя услышат, а без воздуха? Без атмосферы?
Конечно не они первые. Человечество уже кое-что изобрело в этой области, но, примерив все эти придумки на космическую пехоту, генерал остался недоволен.
Язык глухонемых и флажную военно-морскую азбуку он отмел сразу. С их помощью можно было бы обменяться любой информацией, но генерал знал, что некогда им там будет семафорить друг другу и размахивать флажками. Передать полную информацию можно было бы и голосом, если прислонить шлем к шлему, но это требовало времени.
Решение он все же нашел. Под его руководством разработали систему жестов, с помощью которых, может быть философы и не решились бы дискутировать об отвлеченных понятиях, но передать команду от солдата к солдату – вполне. Этот паллиатив устроил всех и вполне заменял офицерский свисток, по команде которого нужно было идти в атаку.
Но вопрос подбора способов поддержания дисциплины все еще оставался не решенным. Ничего сравнимого по убедительности с силой марш-броска по пересеченной местности придумать не удавалось.
- Майор! Как вы думаете, что может заменить строевую подготовку в условиях невесомости и отсутствия места?
Майор молча кивнул в сторону отсека, откуда доносился монотонный голос, выкрикивавший слово за словом и звук рассекаемого воздуха, словно там нерегулярно включались вентиляторы.
Прикрепившись к стенам эластичными жгутами, бойцы слаженно взмахивали руками, отрабатывая сигналы взаимодействия. Инструктор, сверяясь с таблицей, командовал:
- Вперед. Опасность слева. Ко мне. Рассредоточится. Прекратить движение…
А притянутые к стенам астронавты переводил команды на язык жестов. С минуту генерал наблюдал за подчиненными. Люди старались. В отсеке пахло терпким мужским потом.
Это, конечно было лучше, чем ничего, но до марш-броска по пересеченной местности все же не дотягивало. Он так и сказал майору.
- Тесновато, конечно, – согласился тот. – Марш-бросок тут никак не устроишь. Так ведь и не рассчитывал никто, что будет как-то иначе. У Колумба, насколько я помню, с дисциплиной тоже было не все в порядке, и он применял телесные наказания. Мы ведь тоже своего рода колумбы. Точнее Колумб у нас мистер Линдберг, а мы его команда…
Майор был, похоже, глуп, и слишком восторжен и словоохотлив. Такому только перед газетчиками выступать. Бригадному генералу последние два качества в людях не нравились, но тут приходилось терпеть. Майор наверняка был чьим-то родственником. Только он пока не разузнал чьим.
Когда все благополучно завершится, скорее всего, именно он станет лицом экспедиции. Вон лицо-то какое – породистое, чистое, подбородок волевой. На висках – седина, намекающая на тяжелые испытания. Такие лица всем нравятся, особенно газетчикам.
И язык хорошо подвешен. Обо всем готов говорить на любую тему и сколько угодно. Все знает, чего не коснись и что нужно и чего не нужно. Попугай, а не человек. Он не стал слушать дальше.
- Нет уж. Пусть мистер Линдберг порет свою команду, а нам надо что-то придумать…– бригадный генерал с легкой завистью посмотрел на механиков, ковыряющихся в стене. Люди хоть и без громких званий, но зато явно были при деле вон, даже ругаются от азарта. А у его людей, да и у него самого дел пока не было.
- Мы – пассажиры. Нахлебники… Не принайтованный груз, как выражаются моряки.
- Не соглашусь с вами господин бригадный генерал.