Корабль стоял вроде бы вертикально, только не как полагалось при нормальной посадке, кормой вниз, а наоборот. Федосей представлял это так, словно видел собственными глазами. Представлялось хорошо. Вплоть до духового оркестра перед шлюзом. Он тряхнул головой.
Под продолжавшийся негромкий стук осторожно расстегнул ремень и, готовясь к боли, прыгнул на пульт. Под сапогами захрустело битое стекло, но после того, что тут случилось, жалеть было нечего.
Нет. Не вертикально стоял «Лунник», а под наклоном.
Нащупав за шкафом товарища, Малюков потащил его к себе, но тот, вместо благодарности, заорал злобно и сказал, что лучше сам как-нибудь отсюда выберется, без такой вот помощи и пусть лучше Федосей пойдет, разберется с тем, кто колотит по кораблю, пока тот, который колотит, не расколошматил его вдребезги…
Федосей последовал доброму совету и, слушая, как за спиной продолжает бушевать товарищ, пошел куда послали.
Можно было и не спрашивать, как тот себя чувствует — скверно он себя чувствует и оттого ругает все, до чего дотягивался язык — и крепость шкафа и его углы и Луну, и мерзавцев, что осмеливаются сбивать советские корабли и невесомость, что пропала, и земную тяжесть, что появилась, и свои некрепкие ребра. Досталось и Федосею и грузу золота. Вспомнив про него, Малюков прислушался.
Где-то впереди, совсем недалеко негромко гремело металлом о металл. Он почувствовал, как губы расползаются в улыбку.
Скорее всего, это именно лунное сокровище звенело, высыпаясь из трещины в стене склада.
Отбрасывая покореженные и вырванные из стен приборы, Федосей добрался до коридора и выглянул. Так и есть. Из стены, ставшей потолком, лилась струйка мелких самородков.
Тут оно! Никуда не делось!
Он машинально подставил ладонь и звук пропал. Заткнуть дыру было нечем и под продолжившийся звон и пошел к выходу. Нащупав люк, постанывая от боли, откатил его в сторону. Крышка нырнула в стену, обдав его солнечным светом и густым запахом травы и земли. После стерильного воздуха корабля запахи ударили словно молотом. В Федосеевых глазах запрыгали искры, закрутились круги и он привалился плечом к стенке… Тяжелый как наковальня наган оттягивал руку. Крепко тянула к себе земля. По-матерински.
«Тяжек воздух нам земной» — неожиданно всплыло в памяти.
Так он простоял с полминуты. Прогнав черных мух из слезящихся глаз, огляделся. Чуть в стороне, шагах в двадцати кто-то стоял. Именно там и стучали. Козырьком ладони прикрыв глаза от солнца, Федосей рассмотрел нарушителя спокойствия.
Рядом с кораблем стоял отчетливо древний старик и молча смотрел на него, продолжая постукивать палкой по стальному боку «Лунника». Очень долго Федосей соображал, что же он должен сделать, так и не сообразив, просто крикнул:
— Чего тебе надобно, старче?
Старик бросил колотить и, опираясь на палку, подошел поближе. Не дойдя до Федосея трех шагов, он остановился и принялся разглядывать незваного гостя. Что увидел старик, Федосей уже представлял. На свою меченную синяками и подсохшей кровью физиономию он успел полюбоваться в чудом уцелевшем зеркале, а вот он увидел сухого, бодрого старикашку. На плечах гостя висел изрядной ветхости халат, из-под которого снизу выглядывали коротковатые синие штаны из чего-то очень простого. Вообще старик как старик.
Что в нем было достойно особого внимания, так это очки. Малюков не сразу разглядел, что там даже не одна, а две пары. И та и другая в массивной металлической оправе, а за стеклами — вовсе не старческие, а живые, молодые глаза.
Закончив рассматривать гостя, старик певуче сказал несколько фраз. Значения слов Малюков не понял, но сообразил, по желтой коже и узким глазам, что говорят с ним скорее по-китайски или по-японски. Пытаясь узнать больше, Федосей по-русски, потом по-немецки и по-английски просил:
— Где мы? Как вас зовут?
Старик, словно птица склонил голову к плечу, вслушиваясь в слова. Безо всякой надежды на понимание Малюков добавил:
— Ленин, Россия, большевик…
Но и этого старик не понял.
— Телефон? Телеграф?
Снова молчание.
— Что тут у тебя? — раздался у него за спиной голос товарища. Федосей посторонился, выпуская Дегтя. Тот встал в проеме люка согнутый, похожий на вопросительный знак.
— Да вот старик дикий обнаружился. Пытаюсь поговорить.
В такой позе ничего кроме вопроса у товарища возникнуть не могло.
— А корабль осмотрел?
Федосей хотел, было ответить, что после такой посадки смотреть на корабль только слезами умываться, но сдержался. Плохо товарищу, вот он и нервничает.
— Тебя ждал…
Дыша сквозь стиснутые зубы, Владимир Иванович сказал:
— Ну и зря… Видишь — я никакой…
Задохнувшись ветром, он обхватил себя за бока и сел на землю. Старик, хоть и с палкой в руках, не показался Федосею опасным и он, оставив его за спиной, пошел в обход «Лунника».