В столице — и столичные моды; дамы не носят здесь платьев с высокими плечами, как в Кампале, но зато изобрели своеобразную манеру подпоясываться: поясок идет от поясницы под живот и там завязывается бантом.
В Хойме мы остановились, чтобы получить в полицейском управлении пропуск на въезд в Торо.
Это не заняло много времени, и вот мы уже стоим перед шлагбаумом на границе двух (теперь тоже бывших!) королевств в стране Уганда. Справа и слева от шлагбаума — вбитые в землю острые шипы, это чтобы машины не объезжали по обочине заграждение. И тут же, конечно, сторожевой пост: палатка, крытый соломой навес, таган с котелком на огне. И два солдата в касках. Один из них проверяет наши документы, и мы покидаем пределы королевства Буньоро.
Королевству Торо в историческом плане не везло во взаимоотношениях с королевством Уньоро. Правил Торо, как и Уньоро, мукама, и советы ему подавали точно так же члены рукурато, но дела у них не клеились, и правители Торо почти постоянно находились в феодальной зависимости от правителей Уньоро.
Гордые духом, независимые горцы Торо были, как сказали бы мы теперь, жертвами экономики: и плодородных земель они имели меньше, и меньше хороших пастбищ; местность поднималась на запад к массиву Рувензори, и вступали в свои права лесистые гряды холмов и ущелья… И бурные потоки, размывающие в дождливый сезон земли.
Чтобы по возможности ослабить вредную деятельность потоков, торийцы проложили от шоссе в темную глубь леса отводные противоэрозионные канавы. А чтобы канавы не замывало раньше времени, торийцы укрепили их склоны частоколом. Многие жерди проросли, и, наверное, это способствует долговременности сооружений.
А на дороги выползают белые, с коричневыми донышками вьюнки. Машины, правда, мешают им расти.
На деревьях — гнезда ткачиков, но это уже никого из нас не удивляет. На деревьях висят и лишайники-бородачи, такие же внешне (в их систематике сам черт не разберется), как в наших северных лесах. И рядом с ними — папоротники-лопухи, как в Масинди, и папоротники-лианы, подобных которым я еще не встречал.
Низины залиты водою, и от них тянет гнилью.
Женщины королевства не носят платья, они носят бикойя — широкие цветные накидки, обернутые вокруг тела и краем заброшенные за плечо.
…Форт-Портал был уготован нам доброжелательной туристской компанией как обзорная площадка, с которой можно увидеть увенчанный снегами массив Рувензори… Тут все — на удачу. Рувензори обычно затянут облаками, вершины его скрыты от случайных глаз, и как фирма, так и ее клиенты идут на риск.
Совершенно неожиданно мы узнали, что сравнительно недалеко от Форт-Портала, на границе с Конго, живут пигмеи, выходящие время от времени к шоссе из дремучих лесов Итури.
Мы спросили о пигмеях Дэвида.
— Да, я знаю, где они живут, — ответил он. — Я бывал у них, и они меня знают.
— Мы могли бы к ним поехать?
— Да, если бы вы сказали мне об этом в Кампале. Туда запрещен свободный проезд.
— Вы боитесь, что нас плохо встретят?
— Нет, я знаю их обычаи, а староста деревни, возле которой живут пигмеи, мой старый знакомый.
— В чем же дело?
— Нам едва ли дадут пропуск в Форт-Портале.
— Почему?
— Там зона военных действий. Ссорятся племена баконджо и баторо. Баконджо считают, что баторо когда-то незаконно захватили у них землю, а земли в горах мало…
— Но можно попытаться получить пропуск?
— Попытаться можно.
Мечта попасть в пигмейскую деревню владела каждым из нас во время переезда от Масинди до Форт-Портала, административного центра Торо, но мне она казалась несбыточной.
Я запрятал мечту подальше, чтобы избежать позднее разочарования — несбывшиеся надежды, как известно, не самое приятное на свете, — и, глядя на мелькающие пейзажи, вспоминал путешественника, который первым из моих соотечественников побывал в Уганде.
Жил-был в прошлом веке на Руси Василий Васильевич Юнкер, уроженец Москвы, человек судьбы необычной: удачник и неудачник, герой и негерой, почти забытый и воскресший из забытья; он удачно выбрал себе родителей — потомственных банкиров, богачей; сам же он, вместо того чтобы наживать финансы, принялся их усиленно тратить, и не где-нибудь, а в Африке, по странам которой совершил три больших долголетних путешествия; он мог в свое удовольствие сибаритствовать в роскошных особняках Москвы и Петербурга, но предпочел палатки и носилки, на которых его таскали по саванне во время затяжных болезней.
О Юнкере совсем неплохо написал мой товарищ по профессии Юрий Давыдов в книге «О друзьях твоих, Африка», и я не собираюсь особенно дополнять его.
Меня интересует только вот какой факт: после долгой исследовательской работы в северных районах нынешней Уганды и по соседству с ней больной Василий Васильевич Юнкер вовсе не собирался пересекать всю страну с севера на юг и дальше, вплоть до Занзибара, уже не имеющего никакого отношения к Уганде.
Так, однако, получилось.