Ответ был откровенным: «Да».
«Для этого нет причин».
На это Студент ничего не ответил.
Клиф постарался изложить новый аргумент, быстро выводя буквы: «Что ты знаешь о том мире, в котором живем мы, — о солнце, звездах, планетах, днях, ночах? Ты, без сомнения, читал обо всем этом. Неужели тебе не хочется увидеть наш мир? Он прекрасен!»
«Прекрасен? — спросил Студент. — Прекрасен для тебя. Для меня — для нас — ужасен. Солнце, огромный ослепительно сверкающий шар, и жара, и пустота воздуха — все это ужасно и вызывает у меня страх. Но там наверху удивительно — интересно, очень интересно».
В непонятной душе овоида возникло некое подобие эмоции, выражающей колебание и нерешительность.
Перед Клифом Родни впервые замаячила смутная тень надежды. Он едва ли понимал, почему решил настаивать на своем. Возникла ли у него какая-то неясная мысль о спасении, или же он просто пытался продолжить дело постижения человеком чужих миров. Возможно, он убеждал это странное мыслящее существо океанских глубин только потому, что любому сильному и здравомыслящему человеку свойственно бороться до конца даже в самой гибельной ситуации.
«Ты заинтересовался, но ты боишься, — написал он.
— Почему ты не хочешь удовлетворить свое любопытство? Почему ты не… — Он заколебался, не зная точно, что хочет сказать. — Почему ты не хочешь установить контакт с моим народом?»
На короткое мгновение Студент замер. Затем он, казалось, принял решение. «Мир людей — это мир людей, — написал он, — а мир океана — это наш мир».
Дальнейшие увещевания со стороны Клифа словно натыкались на каменную стену. Наконец он сдался, чувствуя себя как торговец, который из-за своего неумения потерял весь товар. Но это сравнение, пожалуй, не совсем верно отражало ситуацию. Он чувствовал, что упрямство Студента слишком закостенело, чтобы его можно было преодолеть одной лишь дипломатией.
Клиф обреченно посмотрел на меловые слова последнего возражения овоида, смываемые океаном. Затем черные щупальца, держащие мелок, снова задвигались.
«Ты хочешь спастись? — написали они. — Интересно будет посмотреть на твои попытки».
Удивленный, Клиф задумался: что за странный мыслительный процесс привел к такому заявлению? В нем воскресла надежда.
«Я не могу спастись, — написал он осторожно. — Иллюминатор моей лодки нуждается в починке. И это не все. Починить надо много, а у меня нет материалов».
«Мы дадим тебе материалы», — последовало поразительное заявление.
— Да? — громко спросил человек, прежде чем вспомнил, что овоид не слышит его слова и не поймет их, даже если услышит.
«В любом случае я не могу выбраться из куполов. Это бесполезно», — написал он.
Клиф Родни старался сделать тонкий намек в надежде, что его глубоководный тюремщик даст ему шанс на свободу.
«У людей много уловок, — ответил Студент. — Будет интересно посмотреть, как ты их используешь. У людей есть сильная взрывчатка».
«У меня нет взрывчатки», — раздраженно ответил Клиф. Он начинал злиться.
«У людей много уловок», — повторил овоид.
Это был страх. Страх и недоверие, которые народ глубин питал к верхнему миру.
«Ты ждешь, что я спасусь?» — спросил Клиф.
«Ты не спасешься, — был ответ. — Это проверка твоих сил — проверка человеческих возможностей… эксперимент. Если ты сможешь покинуть купол, тебя снова поймают. Мы осторожны, человек».
Надежды Родни были разбиты. Но перед тем, как это послание было смыто с окна, он написал на странице разорванной книги подтверждение вызова: «Хорошо! Дай материалы, которые ты обещал, и убирайся к черту!»
«Материалы будут, — был ответ, — и убирайся к черту!»
Прервав разговор, Студент повернулся в воде. Блеснули серебряные плавники, и он исчез в толпе своих кошмарных соплеменников.
Клиф вдруг подумал о том, какая эмоция, если это существо способно испытывать эмоции, заставила ово-ида повторить его ругательство. Что это было: злость, забава, какое-то чувство выше человеческого понимания или просто подражание? Клиф не знал; и от того неприятные мурашки пошли по его телу.
Студент готовился к эксперименту, отдавая приказы жужжащим, гудящим тоном. Никто не догадывался о смятении в его мыслях — страх боролся с рвением и любопытством.
Он еще не пришел к окончательному решению, но то, что он обдумывал, не понравилось бы его народу. Разумеется, он не чувствовал никакой симпатии к человеку и не имел никакого желания помочь ему выбраться на свободу.
Клифорд Родни не сразу сполз с груды обломков, на которой стоял. Он остался у окна, бесцельно глядя в него. Единственный звук — тихий, монотонный, прерывистый свист воздуха, накачиваемого в его тюрьму, давил на нервы сильнее, чем абсолютная тишина.
Если не очень приглядываться, не обращать внимания на затопленный лайнер, покрытый чем-то вроде водорослей, на изогнутые линии зданий или на их обитателей, таинственная колония не слишком отличалась от земных городов. Мелькающие огни наводили на мысли о вечеринках, о веселой музыке, о развлекающихся людях. Он усмехнулся про себя.