Лунный бассейн

Внутри двора третье ограждение. Его терраса из того же базальта, примерно в двадцать футов высотой. Пройти туда можно через многочисленные щели, проделанные временем в каменном ограждении. Это внутренний двор, сердце Нан-Танаха! Здесь находится гигантское подземелье, с которым связано единственное имя живого существа, дошедшего к нам из туманов прошлого. Туземцы называют это сокровищницей Чо-те-ло, могучего короля, правившего задолго «до наших отцов». Поскольку «чо» в языке древних понапейцев означает одновременно «солнце» и «король», это название означает «место солнечного короля».

Напротив «места солнечного короля» находится лунная скала, скрывающая лунный бассейн.

Стентон первым обнаружил то, что я называю лунной скалой. Мы осматривали внутренний двор; Эдит и Тора готовили завтрак. Я забыл сказать, что перед этим мы осмотрели весь остров и не нашли ни следа живых существ. Я вышел из подземелья Чо-те-ло и увидел, что Стентон в удивлении рассматривает часть террасы.

– Что вы об этом думаете? – спросил он, когда я подошел. И указал на стену. Я посмотрел туда и увидел каменную плиту примерно в пятнадцать футов высотой и десять шириной. Первое, что я заметил, это исключительная точность, с которой края скалы соединялись с окружающими каменными блоками. Потом я понял, что скала другого цвета – она более серая и кажется гладкой, странно… смертоносной.

– Скорее похоже на известковый шпат, чем на базальт, – сказал я, дотронулся до скалы и быстро отдернул руку; при прикосновении все нервы на руке испытали шок, как от внезапного удара замороженным электричеством. Это не обычный холод, каким мы его знаем. Холодная сила… Я описал это, назвав замороженным электричеством: такое определение подходит лучше всего. Стентон странно взглянул на меня.

– Значит, вы тоже почувствовали, – сказал он. – Я подумал, не испытываю ли галлюцинации, как Тора. Заметьте, кстати, что блоки рядом нагрелись на солнце.

Я пощупал их, а потом снова коснулся серой скалы. Тот же слабый шок пробежал по руке – звенящий холод, вызывающий представление о чем-то материальном, о силе. Мы осмотрели плиту внимательнее. Края ее были как будто отшлифованы гранильщиком алмазов. Они так плотно прилегали к соседним камням, что не оставалось просвета даже толщиной в волос. Основание плиты, как мы заметили, слегка изгибалось и так же плотно прилегало к каменному блоку внизу. И тут мы увидели, что камень снизу был вырезан, чтобы соответствовать изгибу плиты. От одной стороны плиты до другой шло полуокруглое углубление, как будто серая плита стояла в центре плоской чаши – полувыступая, полускрываясь. Что-то в этом углублении привлекло меня. Я протянул руку и пощупал камень. Гудвин, хотя остальные камни, окружавшие плиту, и все камни двора были грубыми и изношенными временем, этот был гладкий, как будто только что из рук полировщика.

– Это дверь! – воскликнул Стентон. – Она поворачивается вокруг этой чаши. Поэтому углубление такое гладкое.

– Может, вы и правы, – ответил я. – Но как, ради дьявола, нам открыть ее?

Мы снова осмотрели плиту, нажимали на края, пытались сдвинуть. Я случайно поднял голову – и вскрикнул. Примерно выше на фут и по обе стороны от перемычки серой скалы виднелись небольшие выпуклости, видимые только под тем углом, под которым я случайно бросил взгляд. Выпуклости в базальте были круглыми, восемнадцати дюймов в диаметре, как мы установили позже, и в центре всего на два дюйма выдавались над поверхностью. Если только не смотришь прямо на них, прижавшись к поверхности лунной скалы (потому что, Гудвин, эта плита и есть лунная скала), они невидимы. И никто не осмеливался стоять там! С нами была небольшая переносная лестница, и я поднялся по ней. Выпуклости были не что иное, как высеченные в камне изгибы. Я прижал руку к одной из выпуклостей и отдернул ее так резко, что чуть не свалился с лестницы. Ладонью, у самого основания большого пальца, я ощутил тот же шок. Я снова прижал руку. Электричество исходило от места не более дюйма шириной. Я внимательно исследовал выпуклость и еще шесть раз испытал шок. Гудвин, на выпуклости располагалось семь кружков, каждый в дюйм шириной, и прикосновение к каждому вызывало описанное мной ощущение. Выпуклость на противоположной стороне оказалась точно такой же. Но никакие нажимы на кружки поодиночке или в любой последовательности не вызывали никакого движения самой плиты.

– И все-таки… это устройство открывает дверь, – уверенно сказал Стентон.

– Откуда вы знаете? – спросил я.

– Не знаю… – с сомнением ответил он. – Что-то говорит мне, что это так, – продолжал он полусерьезно, полунасмешливо, – моя научная половина борется с моей человеческой половиной. Научная половина велит искать способ открыть эту дверь. А человеческая столь же настоятельно велит ничего подобного не делать и как можно скорее убраться отсюда, пока еще можно!

И он рассмеялся немного смущенно.

– Что же будет? – спросил он, и мне показалось, что его человеческая половина побеждает.