Лунный камень

Это может быть и в случае с мистером Фрэнклином!) – И

тогда моя жена…» Что сделала или не сделала жена Робинзона Крузо «тогда», я уже не чувствовал никакой охоты знать. Я подчеркнул место насчет младенца и заложил его закладкой:

«Побудь-ка ты тут, – обратился я к ней, – покуда брак мистера Фрэнклина и мисс Рэчел не станет чуть старше, а там посмотрим!»

Прошли месяцы (больше, чем я рассчитывал), а случая обратиться к закладке все не представлялось. Наступил ноябрь 1850, когда наконец мистер Фрэнклин вошел ко мне в комнату в повышенном расположении духа и сказал:

– Беттередж! У меня есть для вас новость! Что-то случится в этом доме, когда мы с вами станем на несколько месяцев старше.

– Касается ли это семейства, сэр? – спросил я.

– Это определенно касается семейства, – говорит мистер Фрэнклин.

– Имеет ли ваша добрая женушка какое-либо отношение к этому, будьте добры ответить, сэр?

– Она имеет очень большое отношение к этому, – говорит мистер Фрэнклин, начиная выказывать некоторые признаки изумления.

– Ни слова более, сэр. Да благословит вас обоих бог, счастлив слышать об этом! – отвечаю я.

Мистер Фрэнклин остановился, словно пораженный громом.

– Позвольте узнать, откуда эти сведения? – спросил он.

– Я сам узнал об этом лишь пять минут назад.

Настала минута извлечь «Робинзона Крузо»! Это был случай прочесть ему семейный кусочек про младенца, отмеченный мною в день свадьбы мистера Фрэнклина! Я

прочитал диковинные слова с выражением, соответствующим их значению, а потом сурово взглянул ему в лицо.

– Ну, сэр, верите вы теперь в «Робинзона Крузо»? –

спросил я с торжественностью, подобающей случаю.

– Беттередж, – произнес мистер Фрэнклин столь же торжественно, – я уверовал наконец!

Мы пожали друг другу руки, и я почувствовал, что обратил его.

Сообщив об этом необыкновенном событии, я ухожу со страниц книги. Леди и джентльмены, кланяюсь и заканчиваю!

ЭПИЛОГ

КАК БЫЛ НАЙДЕН АЛМАЗ

I. ПОКАЗАНИЕ ПОДЧИНЕННОГО СЫЩИКА КАФФА (1849) Двадцать седьмого июня я получил инструкции от сыщика Каффа следить за тремя людьми, подозреваемыми в убийстве, судя по описанию, индусами. Их видели на

Тауэрской пристани в это утро, отправляющимися на пароход, идущий в Роттердам.

Я выехал из Лондона на пароходе, принадлежащем другой компании, который отправлялся утром в четверг, двадцать восьмого.

Прибыв в Роттердам, я успел отыскать капитана парохода, ушедшего в среду. Он сообщил мне, что индусы действительно были пассажирами на его корабле, но только до Грэйвзенда. Доехав до этого места, один из троих спросил, когда они прибудут в Кале. Узнав, что пароход идет в Роттердам, говоривший от имени всех трех выразил величайшее удивление и огорчение; оказывается, он и его друзья сделали ошибку. Они были готовы, говорил он, пожертвовать деньгами, заплаченными за проезд, если капитан парохода согласится высадить их на берег. Войдя в положение иностранцев и не имея причины удерживать их, капитан дал сигнал береговой лодке, и все трое покинули пароход.

Индусы заранее решились на этот поступок, чтобы запутать следы, и я, не теряя времени, вернулся в Англию. Я

сошел с парохода в Грэйвзенде и узнал, что индусы уехали в Лондон. Оттуда я проследил, что они уехали в Плимут.

Розыски в Плимуте показали, что они отплыли сорок часов назад на индийском пароходе «Бьюли Кэстль», направлявшемся прямо в Бомбей.

Получив это известие, сыщик Кафф дал знать бомбейским властям сухопутной почтой, чтобы полиция появилась на пароходе немедленно по прибытии его в гавань.

После этого шага я уже более не имел отношения к этому делу. Я ничего не слышал об этом более с того времени.

II. ПОКАЗАНИЕ КАПИТАНА

Сыщик Кафф просит меня изложить письменно некоторые обстоятельства, относящиеся к трем лицам (предполагаемым индусам), которые были пассажирами прошлым летом на пароходе «Бьюли Кэстль», направлявшемся в Бомбей под моей командой.

Индусы присоединились к нам в Плимуте. Дорогою я не слышал никаких жалоб на их поведение. Они помещались в передней части корабля. Я мало имел случаев лично наблюдать их.

В конце путешествия мы имели несчастье выдержать штиль в течение трех суток у индийского берега. У меня нет корабельного журнала, и я не могу теперь припомнить широту и долготу. Вообще о нашем положении я могу только сказать следующее: течением нас прибило к суше, а когда опять поднялся ветер, мы достигли гавани через двадцать четыре часа.

Дисциплина на корабле, как известно всем мореплавателям, ослабевает во время продолжительного штиля. Так было и на моем корабле. Некоторые пассажиры просили спускать лодки и забавлялись греблей и купаньем, когда вечерняя прохлада позволяла им это делать. Лодки после этого следовало опять ставить на место. Однако их оставляли на воде возле корабля, – из-за жары и досады на погоду ни офицеры, ни матросы не чувствовали охоты исполнять свои обязанности, пока продолжался штиль.

На третью ночь вахтенный на палубе ничего необыкновенного не слышал и не видел. Когда настало утро, хватились самой маленькой лодки, – хватились и трех индусов.