Лунный камень мадам Ленорман

– Камень… в том-то и дело, что о камне он упомянул лишь однажды. Погоди, сейчас. – Она ловко перебирала стопку бумаг, выискивая очередное свидетельство дней ушедших, и Машка ждала. Она жевала размокшую, лишенную вкуса сушку, раздумывая, как то, что случилось лет двести тому назад, увязывалось с происходившим в доме сейчас?

Никак.

– Ага, вот. Слушай. «Милая моя Женечка, как мне хотелось думать, что ты и вправду способна услышать меня! И я искренне верю, что буду услышан, а потому и пишу тебе, рассказывая о всякого рода пустяках. Впрочем, ты сама знаешь, сколь тиха и лишена событий жизнь на острове. Добровольное одиночество не тяготит меня, скорее – дает то время, которого вечно мне не хватало. Я всю жизнь спешил. Карты. Выпивка. Женщины. Мне казалось, что стоит упустить мгновение, и оно уже не вернется. Я был жаден, однако признаюсь, что не испытываю раскаяния. Скорее уж ты права, говоря о предчувствии смерти, что исказило всю мою жизнь. У меня было многое, включая встречу с тобой. Я помню ее распрекрасно. И себя, исполненного презрения, циничного и надменного. Сейчас я тот сам себе смешон. Помню и боль в груди, которую скрывал ото всех, включая брата. Я ненавидел его за то, что он будет жить, когда меня не станет, и за то, что жизнь эта будет пустой. О да, мне представлялось, что Франц не способен ее чувствовать. Он всегда был скушен, а уж смерть Ольги и вовсе изуродовала его, отдалив от мира. Зачем я откликнулся на его предложение? Ты знаешь, мне вновь нужны были деньги. Близость смерти порождала в моей душе иррациональный страх. Я лишь сильнее стал цепляться за свои дурные наклонности, видя в них защиту. Помню и сухую строгость Анны, такой некрасивой и в этой некрасивости удивительно привлекательной. Мне еще показалось, что они с Францем созданы друг для друга…»

Тетя Маша выдохнула и перевернула лист.

– Уже недолго. «Помню Мари, которая никогда мне не нравилась. Я смотрел на нее и думал о том, зачем соблазнился ею. Нет, встречаются женщины нехорошие собой, порой – откровенно уродливые или же обделенные природой. Иным она недодает телесной красоты, но Мари была в чем-то мила, когда хотела казаться милой. Но, пожалуй, мое то состояние позволило мне заглянуть чуть глубже телесной оболочки, которая оказалась пуста…»

Граф был многословен и, как показалось Машке, очень и очень одинок. Она представила его, живущего на острове, в огромном доме, слишком большом для одного человека. И он чувствовал близость смерти, а с нею – хрупкость жизни.

– Вот, – тетя Маша закашлялась и, прижав ладонь к горлу, просипела: – Дальше сама. Почерк у него разборчивый, а язык не особо изменился.

И, к своему преогромному удивлению, Машка осознала, что и вправду способна прочесть письмо. Округлые аккуратные буквы. Заглавные выписаны с вензелями, почти вырисованы, но в остальном – без излишеств.

«Помню своего братца, который показался мне совершенно обезумевшим. Иначе как было объяснить пренелепую его затею? Этот дом, видевшийся мне пустой тратой денег, которые я почитал своими. Но Франц самим своим видом вызывал во мне непонятный гнев, желание нагрубить, ударить, если не кулаком, то словом. И я, каюсь, бил…

Я ведь и тебя хотел оскорбить.

В тот миг, когда наступил мой черед держать в руке твой камень.

Я встал тебе навстречу и взглянул на изменившееся лицо Анны, подумав, что уж ее-то считал на редкость здравомыслящей особой, но, видно, ошибся.

Помнишь, ты улыбнулась мне? Мягко, словно наперед зная все мои тайны и намерения. Как же ты сказала? Ах да, конечно: «Не стоит бояться себя, граф».

Я хотел ответить, что вовсе не боюсь, что это глупо, нелепо – испытывать страх перед собой, но не смог и рта открыть. А ты, коснувшись теплыми пальцами рук моих, заставила разжать кулаки. И я вдруг ощутил небывалое спокойствие. Я сумел вдохнуть полной грудью, и пламя, в ней запертое, меня не опалило.

Ты же вложила в руку камень, велев: «Держи крепче».

И я сжал его в ладонях, и желая раздавить, и боясь этого.

Почему ты никогда не спрашивала, что именно я увидел? Неужто знала? А быть может, твой чудесный дар позволил тебе подарить мне именно этот эпизод?

Сколько я сидел, сжимая камень, уверяя себя, что не позволю себе стать жертвой мошенницы, но в то же время не смея отвести взгляда, ведь тогда, казалось, я потеряюсь сам в себе. Я вновь увидел себя словно со стороны. Пустой никчемный человечишка, столь любимый что матерью, что отцом и даже братом, к которому всегда относился снисходительно. И на что я променял их любовь? Заслужил ли я ее? О нет, я брал то, что полагал своим по праву, нимало не задумываясь о будущем. Оно виделось мне блистательным, да и как иначе? Ведь я молод, здоров, хорош собой!