Лунный камень Сатапура

— Она мне его не даст. Все высматривает из старого дворца чужаков. — Адитья приставил к глазам воображаемый бинокль и поджал губы, очень точно подражая сердитому виду вдовствующей махарани. Дети опять рассмеялись, Мирабаи же нахмурилась сильнее прежнего.

— А может, она высматривает еще и дядюшку Сварупа! Он всегда привозит такие замечательные подарки! — воскликнула Падмабаи, бросив быстрый взгляд на мать. Потом княжна подошла к ней поближе, и Мирабаи ответила ласковой улыбкой.

— Вы, наверное, часто видитесь с дядюшкой, — предположила Первин. Еще бы, он же премьер-министр.

— Очень часто. У него нет своих детей, поэтому он нас очень любит. — В голосе Дживы Рао зазвенели счастливые нотки.

— Может, кто и называет это любовью. Только не я. — Голос Мирабаи прозвучал зловеще.

Каковы, по мнению Мирабаи, были побуждения ее деверя? После ее загадочного замечания, явно предназначавшегося для ушей Первин, Джива Рао и Падмабаи сразу понурились.

Первин обрадовалась, когда шут прервал молчание. Он жизнерадостно произнес:

— А не пора ли закрыть книги? Я пришел проводить махараджу и раджкумари в детскую.

— Вы им не айя. Это не ваша обязанность, — ответила Мирабаи, гладя дочку по голове.

Первин догадалась: махарани хочет, чтобы дети еще побыли с ней.

— Мне это поручила раджмата. — Шут с виноватым видом повесил голову. — И, как вы знаете, она будет следить с галереи старого дворца, когда в детской погаснет свет.

— Ну, тогда нужно идти. Завтра сможете еще почитать с Первин-мемсагиб. — Мирабаи повернулась к Первин. — А еще вы посмотрите, как мистер Басу проводит с ними свои жалкие уроки.

— В какое время у них начинаются занятия? — спросила Первин, отметив про себя, что Мирабаи послушалась указаний свекрови касательно детей, хотя той с ними и не было.

Мирабаи пожала плечами.

— Ну, после завтрака.

— Если не будет дождя, я вместо этого пойду пускать змея. И вам всем покажу, — великодушно сообщил Джива Рао.

— С удовольствием посмотрю. — Первин глянула на него с улыбкой. У нее постепенно складывался образ того подлинного мальчика, который обитал за золотым шитьем щегольского костюмчика. Любит животных и прогулки; ему тяжело даются формальности и ограничения, соблюдения которых требуют от него старшие.

— Дети, идем. Книги можете забрать с собой. — Адитья нагнулся и взял книги с кофейного столика из черного дерева — Бандар крепко держался за его шею. Первин уставилась на обезьяньи руки, сообразив, что они очень похожи на человеческие. Она это и раньше замечала, но сейчас, когда обезьянка прижималась к хозяину, она вдруг подумала про ребенка и его отца.

Дети неохотно встали. Оба обняли мать и Читру, а потом двинулись к двери.

— А можно мы на сегодня поменяемся книгами? — спросила княжна Падмабаи у Первин. — Джива Рао почитает мою, а я посмотрю картинки в «Ветре в ивах!»

— Нет! Больно мне интересно смотреть на картинки с девчонками! — тут же запротестовал Джива Рао.

— Будете спорить — отберу обе книги, — пригрозила Мирабаи. Голос звучал строго, но во взгляде читалась любовь.

Когда дети взяли у Адитьи книги, каждый свою, Первин заговорила с Мирабаи:

— Вы не могли бы остаться еще на пять минут? Мне хотелось бы поговорить с вами наедине.

— Нет. — Махарани поднялась, будто и не заметив протянутой руки Читры. — Я слишком устала, а завтра мне очень рано вставать.

По напряженному выражению лица махарани Первин поняла: той, видимо, непривычно выполнять чужие просьбы. А может, дело в меланхолии, из-за которой она живет в постоянном страхе.

— Хорошо. Тогда спокойной ночи.

Мирабаи напоследок снова окинула комнату взглядом.

— Я не осматривала ваши покои до вашего прибытия; здесь пахнет сыростью. Откройте на ночь двери на балкон, чтобы проветрить. В закрытых помещениях всегда заводится плесень. Именно это произошло в старом дворце. Там стоит многовековая вонь.

— А! — ответила Первин, вспомнив, какой запах ударил ей в нос в дурбаре. — Вот только сейчас идет дождь…

— Дождь прекратится. А вы будете дышать свежим воздухом.

После того как Читра заплела ей волосы на ночь, Первин надела халат и вышла постоять на балкон под крышей. Там было шумно, как на оживленной лондонской улице: квакали древесные лягушки, стрекотали сверчки, дождь барабанил по крыше. Вот только, в отличие от Лондона и Бомбея, небо здесь было полностью черным, единственная точка света находилась где-то вдалеке, у самой земли. Может, фонарь стражника. При этой мысли она вспомнила про Лакшмана и его людей, которых разместили там же, где слуг. Они наверняка крепко спят после целого дня пути с паланкином на плечах. И вряд ли их тревожат темные горы вокруг дворца, да и что бы то ни было еще.