Лунный камень Сатапура

Миновав деревню, они оказались в зеленой долине, а потом пейзаж начал меняться. Деревья стали разнообразнее: встречались могучие фикусы с листьями в форме сердечек, джамболаны. В безлюдных джунглях оказалось шумно: пели птицы, стрекотали насекомые. Верещали попугаи, завывали какие-то неведомые животные — у Первин мурашки бежали по коже. Кошкам еще, наверное, слишком рано выходить на охоту. Интересно, если из зарослей выпрыгнет тигр, носильщики попробуют от него отбиться или бросят паланкин и рванут прочь? Как бы она поступила, будь у нее на плечах паланкин с незнакомкой внутри? Приняла бы она мгновенное решение защищать пассажирку ценой собственной жизни, зная, что обе они могут погибнуть?

Не хотелось размышлять над этим досадным философским вопросом. Может, «Строители будущего» Колина за это возьмутся. Про такие вещи спокойнее думать в библиотеках, а не в джунглях.

Примерно через час Первин увидела маленький индуистский храм, перед ним стояла статуя женщины: руки округлены, пальцы сомкнуты в классической позе танцовщицы.

Носильщики тут же резко сбросили паланкин с плеч. Первин не успела подготовиться к удару о землю и теперь потирала ушибленный копчик. Потом она осторожно вылезла в окно, вдохнула приятный запах цветов чампа. А потом резко отдернула руку, едва не дотронувшись до огромного бурого паука.

— Боже мой!

Лакшман так ударил паука своей латхи[24], что паланкин затрещал. Когда он отбросил в сторону размозженное туловище с длинными ногами, Первин почувствовала, как дрожь в теле унимается.

— Спасибо. — Она уже засомневалась, стоит ли ей вылезать, но после часа тряски и клаустрофобии нужно было размять тело. Она приняла предложенную Лакшманом руку и встала на ноги.

— Вон там… видите? Алтарь в честь богини Араньяни. Оставите ей подношение? — Голос Лакшмана звучал напористо.

Первин вспомнила рекомендации Ванданы касательно подношения. В голову закрались подозрения, что Лакшман специально принес ее сюда, чтобы она оставила что-то ценное, — а носильщики потом заберут ее дар себе. Первин эта мысль не нравилась, шла вразрез с ее желанием оставить им щедрые чаевые в конце пути.

Поколебавшись, она придумала отговорку:

— Наверное, не стоит. Я же не индуистка.

— Это ради безопасности. Религия значения не имеет! — В голосе слышалась непримиримость.

— Для моих жрецов имеет. — Она стояла перед ним на незнакомой земле, чувствуя внутреннее напряжение. Понял ли он, что это лишь отговорка?

Лакшман кивнул и вернулся к носильщикам. Они о чем-то переговорили, бросая на нее недружелюбные взгляды, потом Лакшман подошел к статуе. Положил что-то в чашку, стоявшую у ног Араньяни. Первин догадалась: это деньги, которые она заплатила ему накануне за помощь в прогулке в деревню. Он отдал их, потому что считал: без защиты богини им не обойтись. Ее захлестнуло чувство вины, и, когда Лакшман вернулся, она сказала:

— В конце пути будет бакшиш и вам, и остальным.

Он покачал головой, будто досадуя на ее слова.

— Мемсагиб, здесь мы будем есть. Пожалуйста, отнесите свою коробку с едой к дереву-комбаднахи.

Из гостевого дома они вышли всего час назад, но она подумала, что мужчины обозлятся, если она велит им продолжать путь. Паланкин они поставили — и явно голодны.

Первин взяла жестяную коробку с едой, которую ей собрал Рама, и посмотрела на невысокое деревце с торчащими над землей корнями — ей они напоминали когти.

— Какое занятное дерево.

— «Комбаднахи» означает «куриное дерево». — Лакшман расстелил на земле тонкую бамбуковую циновку. — Сюда садитесь. Тут много всякой живности.

— А в этих лесах есть дикие курицы? — спросила Первин, открывая верхний отсек коробки — там лежали два пури и два яйца вкрутую.

— Нет, мемсагиб. Дерево так называется потому, что корни его похожи на куриные лапы. — Лакшман слегка улыбнулся и скрючил пальцы, изображая лапу. — Если корни отрубить, ими можно лечить раны. И от укусов скорпиона они тоже помогают.

Он пытается ее успокоить или, наоборот, нервирует? Возможно, и то и другое. Первин прикончила два яйца и взялась за китчури — ела правой рукой, потому что вилки ей не положили. Она вслушивалась в птичьи голоса, пытаясь выделить те, которые ей были в новинку, и те, которые казались знакомыми. Вокруг летали попугаи и трещали так же, как ее Лилиан. Ей послышалось, что она слышит зов кукушки и стук дятла вдали. Потом к ней подбежало семейство макак — они разглядывали еду жадными глазами-бусинками.

— Я вам что-нибудь оставлю, — пообещала она, пытаясь с ними договориться прежде, чем они прыгнут на циновку.

— Они языка не понимают, — заметил один из носильщиков, проходя мимо, и ухмыльнулся.

Кто б сомневался — она рассчитывала лишь на то, что отгонит их звуком своего голоса. Неприятно было, что обезьяны кружат поблизости, будто она их добыча. В конце концов Лакшман прикрикнул на них и замахнулся палкой — обезьяны бросились наутек.

Первин было неловко, что ее пришлось спасать.

— Далеко еще до дворца?

— Два часа с небольшим. — Лакшман повел рукой. — Я в кустах посмотрел. Змей там нет.