Лунный князь. Беглец

– Поосторожней с клятвами, – пробурчал Ринхорт, но успокоился. – Я ничего не знаю о тебе, Райтэ. Что мне думать? Чего бояться? Но ты дал мне свободу, и я буду помогать тебе до тех пор, пока мой долг перед тобой не пересечется с высшим долгом перед моим миром.

– А ты уверен, дарэйли, что твой мир – этот? – вдруг сорвался вопрос.

Черный рыцарь постоял, ошеломленно моргая, закрыл рот и направился к донжону. Я поплелся следом, сам себя пытая: откуда взялись в моем разуме такие странные вопросы? Что я имел в виду, когда спрашивал? Но разум молчал. Только голова разболелась.

Поднятый прежде на высоту человеческого роста вход в донжон был разрушен, книзу до земли шла широкая, расчищенная от обломков трещина. Внутри круглой башни было чисто, но перекрытий не сохранилось, и над головой мерцали звезды. На земле у стены лежала наготове чуть припорошенная черной пылью груда факелов и вязанки дров, в центре виднелся очаг, лежал перевернутый вверх дном котел. Ринхорт, повозившись, поджег пару просмоленных факелов.

Колодец был спрятан в подземелье, куда вела широкая, почти новая лестница, по которой свободно прошли кони. Свод, уцелевший от давнего огневого шторма, подновлялся – видны были заплаты свежей кладки, и обвала можно было не бояться.

Ринхорт сдвинул плиту, закрывавшую каменные колодезные венцы. Вода была свежей, словно проточной, чуть солоноватой на вкус и нестерпимо холодной. Омывшись и напоив расседланных коней, мы наскоро перекусили остатками завтрака – завернутой в листья зайчатиной.

Смутное чувство не давало мне покоя. Не тревоги, разлитой в воздухе над Плешью, к ней я уже привык. Иное.

– Здесь кто-то есть, Ринхорт, – прошептал я, осознав, что чувствую чье-то присутствие, как касание невидимых пальцев.

Он прислушался.

– Нет. Жрецы давно бы напали. Привидений не водится. Может, Орлин уже восстановился и нагнал?

Вытащив меч, он поднялся по лестнице, но вскоре вернулся.

– Пока спокойно, Райтэ, погони не слышно.

– Это внизу, еще глубже.

Он сплюнул:

– Тьфу, так бы сразу и сказал. Это я и хотел тебе показать, когда отдохнешь. Помнишь, я говорил, что смерть – не самое худшее, что с нами случается в этом мире? Идем.

По узкой винтовой лестнице мы спустились на площадку нижнего яруса. Из крохотной клетушки вело три темных хода, когда-то запертых железными дверями: их ржавые обломки давно осыпались. Ринхорт свернул направо.

Извилистый, все время понижавшийся ход привел нас к новенькой двери, окованной железом без следов ржавчины и запертой двумя стальными, толщиной с руку, засовами. Дарэйли железа не стал возиться с замками на засовах, а попросту расплавил петли, аккуратно опустил тяжеленные болванки.

– Тут одно из хранилищ Потерянных. Они не опасны, Райтэ, – предупредил он и распахнул дверь.

Не знаю, каким чудом я не заорал и удержался от бегства: сердце застучало, как бешеное. Наверное, потому не заорал, что уже видел подобное. Давно, в Лабиринте Нертаиля. И устал там орать и бежать.

Факел высветил десятка два неподвижных фигур, скованных цепями, стоявших и лежавших, как в переполненном корабельном трюме, везущем невольников. Не все из них были человеческими. В отличие от тех, кто встречался мне в Лабиринте, глаза этих окаменевших статуй были закрыты.

– Они мертвы? – я не мог оторвать взгляд от тонкого, полускрытого ниспадавшими черными волосами профиля девушки, сидевшей у стены, подобрав ноги.

– Нет, их усыпили. А у тебя хорошая выдержка, – одобрительно шепнул Ринхорт.

– В Лабиринте я видел таких же, но, если бы я знал, что они живые… я сразу сошел бы там с ума.

– Я сам чуть не сошел, когда впервые увидел это, – голос железного рыцаря подозрительно дрогнул. – Мы можем жить очень долго, Райтэ. А люди – нет, даже жрецы. Когда умирает Гончар, все его рабы цепенеют, если он не успел или не смог передать их перед смертью другому жрецу. И они становится Потерянными.

В свете факела казалось, что спящие чуть шевелятся и дышат, ресницы дрожат, глаза вот-вот откроются.

Ринхорт рассказывал тихо, покусывая губы, еле сдерживая ярость:

– Когда Гончары находят такого дарэйли, то снимают смертное заклятие только в том случае, если знают его сущность и способны превратить в раба, но их знания стали слишком узкими. Тех, чья сущность неизвестна – усыпляют, чтобы дарэйли не сошел с ума, и чтобы сохранить его на будущее – вдруг заново откроют его круг и поймают потерянную душу, а «сосуд» уже готов.

– А те, кто не усыплен – сумасшедшие?

– Почти всегда. Таких уничтожают.

– Но ведь могут пройти годы, прежде чем их найдут.

– Могут пройти даже века. И у них даже может сохраниться разум, поэтому Гончары стараются не убивать их сразу, а проверить. И после открытия каждого нового круга идут с ревизией в хранилища: вдруг кого-то из Потерянных можно вернуть и использовать?

– Хозяева рачительны и гуманны! – прошептал я. – Великий Эйне, как они гуманны!

Факел в кулаке Ринхорта хрустнул, обломки посыпались на плиты. Он раздавил их сапогом.