Рыцарь свалился не просто так – целил в жреца. Если бы он его сразу убил, его рабы, оставшись без хозяина, попали бы под «смертное» заклинание. Но иерарх успел отпрыгнуть. Впрочем, потери среди врагов уже были: заслонившее жреца тело одной из девушек билось в конвульсиях на земле, из шеи бил фонтан крови, а отрубленная голова со срезанными рыжими волосами щерилась в небо смертным оскалом. Ринхорт сцепился с той, что была в темно-серых, под цвет волос, латах – Луана не давала ему подобраться к хозяину.
Два дарэйли металла, как рассказывал мой друг, могут биться почти вечность, если их силы равны. Грохотало так, что болели уши, и приходилось держать рот открытым, чтобы не лопнули перепонки. Вспарывали воздух десятки созданных или призванных мечей и тут же рассыпались веером раскаленных капель металла, и меч рыцаря скрежетал, отражая новые клинки. Над некоторыми Ринхорту удавалось перехватить власть, и они летели в сторону метавшегося по двору жреца, но Луана окружила его щитами, висевшими в воздухе, и оружие отскакивало, чтобы снова попасть под ее власть.
Там, где дрались два «железных» дарэйли, вскоре ничего невозможно было разглядеть, кроме смертоносного вихря, сверкавшего стальными и алыми вспышками, клубившимся черным горячим дымом. Запахло, как в кузнице. Иногда из вихря вылетала девичья фигура, катилась по земле, но быстро поднималась.
И никто, – вдруг осознал я, – ни один человек не выбежал на этот грохот и лязг из дома, даже не выглянул в окно. Словно все слуги были уже мертвы, как их хозяин.
Луана, уходя от атаки Ринхорта, налетела на статую, обрушила ребро ладони на макушку, и статуя рассыпалась в облаке искр на десятки лезвий, тут же метнувшихся в атакующего рыцаря. На землю опали тряпичные клочки – все, что осталось от трактирщика. Ринхорт взмахом меча отвел стальной смерч и швырнул в Луану уже водопад раскаленных капель. Как они не подожгли дом – оставалось для меня загадкой.
«Почему Ринхорт не расплавит ее доспехи так же, как клинки?» – недоумевал я, пока меня не осенило, что он не хочет ее убивать. «А его, значит, можно убивать!» – разозлился я.
Моя ладонь обхватила рукоять меча. Он дрожал, и я, заметив, что из железа вокруг остались только вилы, воткнутые в кучу навоза, смешанного с соломой (видимо, оба дарэйли металла оказались брезгливы), догадался, что мой клинок удерживает на месте воля Ринхорта. Даже не сомневался, кто из «железных» сильнее. Количество клинков явно уменьшилось, а количество расплавленных и остывающих железных потеков на земле, наоборот, увеличилось. Движения девушки замедлились – Луана иссякала.
Наблюдая краем глаза за боем и прыгающим по двору жрецом, я осторожно осмотрелся: где-то еще прятался его четвертый раб и, может быть, еще Шойна, если мой друг ее не обезглавил.
Иерарх Авьел, отбежав от мечущегося стального смерча к самой конюшне, прорычал, выметнув руку:
– Ксантис, убей его!
– Не могу, господин, – донесся сквозь лязг и скрежет глухой крик. – Они слишком плотно сцепились.
Ага, вот он где – за углом дома и тоже прикрыт щитом.
– Луана, отступай! – снова крикнул жрец.
Девушка отпрыгнула, перекувырнувшись, и побежала к воротам. Выступивший из-за угла Ксантис взмахнул вытянутой к Ринхорту рукой, и тут же застонал, рухнув на колени – в его плечо, пролетев над краем щита, вонзился клинок. Но и Ринхорт вдруг провалился – под его ногами гулко треснула и разошлась земля.
Луана вздохнула, обрушив в трещину стальной поток, заполнивший ее до краев, и повернулась к жрецу, ищущим взглядом обшаривая строение за его спиной. Меч в моей руке шевельнулся. «Мать моя, давшая жизнь, и великая мать, давшая душу! Что же делать?» – взмолился я, сжав изо всех сил выдавшее меня оружие, которое в любой момент могло вырваться и вонзиться мне в брюхо. В конюшне кто-то тоненько вскрикнул, послышался шум падения. Я и забыл, что там прячется Щепка. Наверняка у девчонки нервы не выдержали.
Авьел приказал:
– Ищите принца! Он должен быть здесь.
В ворота неспешно вошел гнедой жеребец Ллуфа, тащившего за узду белого жеребца. Конь, доставшийся мне от жреца Врона, едва переставлял копыта. Его хребет прогибался под тяжестью ноши – каменной фигуры конюха с перекошенным от страха, навеки застывшим белым лицом с открытым ртом и выпученными глазами. В руке статуи болталась цепь с жреческим диском.
Иерарх оглянулся на Ллуфа. Луана побежала к входу в конюшню, а там – беззащитная девчонка. Горло сдавил спазм. Если вот эти дарэйли-убийцы, прикосновением превращающие живую плоть в камень или железо, считаются ангелами-хранителями, то кто тогда демоны?
«Что стоишь, идиот?» – спохватился я. Подыхать, так с мечом, а не грудой обращенного железа. Боги, как не хотелось умирать! В груди опять полыхал знакомый огненный комок отчаянья, ненависти и гнева, а глаза страшно жгло. Был только один достойный способ избавиться от этой боли и всего остального разом.
– Оглянись, жрец! – позвал я, выпрыгнув из-за угла.
Авьел повернулся и тут же отпрянул с перекошенным лицом. Вскрикнул:
– Убейте его!