Лунный князь. Беглец

Я был так ошарашен, что не обратил внимания, чем нас хотели убить. Что-то просвистело над головой и тяжело ухнуло позади, обдав спины горячим воздухом, комками земли и крошевом веток и щепок. Оно было невидимым. Перелет, и отлично: значит, рабы Гончаров еще не точно чувствуют цель. Только уши заложило.

А вот всадникам посреди озера пришлось хуже: по ним не промахнулись.

Главной целью была девушка. Сфера диаметром саженей пять, прозрачная, как мыльный пузырь, едва обозначилась в небе и ухнула вниз — словно отрезали ломоть воздуха и придавили к земле огромной невидимой ладонью.

Фигурка, вылетев из седла, распласталась по поверхности озера, как подстреленная птица. Но незримая дорожка, державшая лошадей над водой, лопнула, и птица затонула. Всадники провалились под воду. Рыжеволосый жрец успел что-то крикнуть, а огненный Арр — швырнуть в Гончаров струю пламени.

— Только не лед! Скажи своим, принц, — дрогнул голос лежавшего позади Верховного.

Поздно. Поверхность озера стремительно покрывалась ледяными стрелами, сраставшимися причудливыми узорами. Но чья сила заковывала воды? Наша или чужая?

В тот миг я и понял, в чем всегда буду уступать Гончарам: в быстроте и качестве связи. В моем распоряжении был только голос и жесты, а слуги Эйне, в зависимости от силы и знаний, способны управлять своими дарэйли беззвучно и, может быть, на любом расстоянии.

Я покосился на Сьента: он стал белее мела, губы что-то шептали, глаза полузакрыты, а высокий лоб прочертила глубокая морщина. Чувствовалось охватившее его напряжение. Что происходило, я мог только догадываться. Такое выражение лица Верховного я уже видел во время схватки с ним, когда он перехватывал обрезанные связи.

— Перед отъездом я передал почти всех своих дарэйли иерарху Ремесу, он уже мертв, — глухо сказал Верховный.

— А дарэйли?

— Еще живы. Я успел… Теперь ты видишь, принц, что меня предали?

— Сочувствую, — усмехнулся я.

— Развяжи меня, иначе будет катастрофа. Для огненных вода смертельна, а Мариэт ненадолго хватит, чтобы поддержать их жизнь и свою, и тогда некому будет спасти князя.

Жрецы снова ударили. На этот раз воздушный снаряд разорвался ближе, но не причинил вреда. Они еще нащупывали цель.

Приказав Градниру развязать этого чертова то ли заложника, то ли неожиданного союзника, я отполз, нашел взглядом нашего дарэйли льда, притаившегося в полусотне саженей, как мерцающая голубоватая льдина, застрявшая в ложбинке. Он, почувствовав, обернулся, мотнул головой. Все ясно: это не он превращал озеро в лед.

Едва руки Сьента оказались свободны, он взял в ладони жреческий знак и, похоже, совсем отрешился от происходящего: сел на землю и закрыл глаза.

Послышался треск: лед ломался, не успевшая промерзнуть до дна вода озера начала отступать, обнажая траву и вдребезги размытую, затопленную ночью дорогу. Показались лежавшие неподвижные тела — лошадей, человека и странные продолговатые коконы. Затонувшие дарэйли обвернулись крыльями силы, — понял я.

— Их надо вытащить! — судорожно вздохнул Сьент.

— Как? Попросить твоих мерзавцев, чтобы чуток обождали нас убивать, пока мы под их носом гуляем? — злой кошкой прошипел Граднир.

В этот момент нас накрыло.

Резко, с хлопком, исчез воздух. Грудь сжало в тиски, в глазах вспыхнули алые круги. Верховный захрипел, из его ушей и носа закапала кровь, а глаза выкатились, но пальцы на круге не разжались.

Миг, и так же резко воздух вернулся, сбив нас с ног — плотный, вязкий, с застрявшими в нем листьями, травинками, жуками и ветками. Он шел стеной, сгребая нас, как лопатой. Всех, кроме Ксантиса, вросшего в землю, и Граднира, выпустившего длинные когти, якорями вонзившиеся в почву. Мы с Гончаром зацепились за них.

— Воздушные нас не почуют, мой Хендар не даст, пока жив, — прохрипел Сьент, кашлянув и сплюнув на землю сгусток крови.

Ему досталось больше всех: люди куда более уязвимы, чем дарэйли. И жрецы не могли не помнить этого. Значит, они хотели прежде убить Верховного, а потом уже приняться за остальных, менее опасных с их точки зрения. Я по-новому взглянул на нашего временного союзника: чем он может быть опасен сейчас, без своих рабов?

Мы лежали почти как на ладони — ободранные сучья стали плохим укрытием. Стена воздуха, уже зримая из-за движущегося перед ней вала лиственного крошева, расходилась по радиусу, и на ее пути была иллюзорная рощица. Жрецы добьют деда, если им не помешать.

— Граднир, вытащи ту девчонку в черном, я их отвлеку, — сказал я, поднимаясь на колено.

На плечо легла мягкая рука.

— Позволь мне, мой сюзерен, — карие глаза Ксантиса засветились, как медь под солнцем.

Я знал, что он еще не восстановился. Знал, что там, у кромки воды — почти четыре десятка дарэйли, объединенных волей жрецов — невероятная сила, против которой нам не выстоять, как бы мы ни тщились. Никому не выстоять.

Знал. И позволил.