Лунный прилив

— Спасибо за все, Эндрю, — торопливо проговорила она. — Мы еще пообщаемся.

— О, обязательно, прекрасная леди.

— Ну, тогда спокойной ночи.

Нежно взяв в ладони ее голову, Эндрю изучал ее глаза, ее рот. Если бы он неожиданно отстранился, она, наверное, остановила бы его — но он не отстранился.

Сперва Эндрю коснулся губами ее лба, затем виска. Потом она уже потеряла счет поцелуям и, уронив на пол стаканы, обвила его шею руками и нашла губами его рот. Разомкнув ее губы, он ласкал языком ее язык, облизывал влажную оболочку внутренней стороны ее щек. В ее барабанных перепонках бешено стучала кровь. Каждое желание Грир, каждое ответное движение, которое она делала, обесценивало все ее недавние протесты. Он знал это, они оба знали это, но ей было все равно.

— Грир, — пробормотал он, уткнувшись ей в шею. — Я тебя провожу.

И в следующее мгновение она почти ощутила пустое пространство там, где только что был он. Выйдя на улицу, Эндрю обошел машину и открыл ее дверцу.

Звук ее шагов утопал в асфальте тротуара. Она остановилась на ступеньке напротив него и крепко обняла себя руками, чтобы унять дрожь.

Эндрю легко коснулся ее щеки.

— До завтрашнего вечера? — сказал он.

Грир озадаченно нахмурилась.

— Мы идем к Уилсонам на ужин, помнишь?

— Разумеется, — ответила она. Ее душа наполнилась радостным облегчением. — К Уилсонам.

Грир с трудом заставила себя отвернуться, ощущая, что и он отвернулся тоже. По крайней мере, завтра вечером они снова смогут быть вместе — и не важно, что не одни.

— Постой!

Она обернулась на оклик Эндрю. Подбежав к машине, он открыл дверцу и, покопавшись внутри, еле выкарабкался из салона с непонятным пакетом в руках.

— Чуть не забыл. Как будто год прошел с тех пор, как ты его купила.

Вернувшись, Эндрю протянул ей сверток, в котором лежал ее зеленый свитер. Она совершенно забыла о нем.

Посмотрев на пакет, Грир подняла голову и обнаружила его губы в миллиметре от своих.

Пока руки Грир были заняты свитером, Эндрю сжал ее в нежных объятиях и подарил прощальный поцелуй, в котором отразилась вся сила его чувства.

Грир почувствовала, как он дрожит. Эндрю крепко сжимал ее плечи, и только это помогло им обоим устоять на месте. Наконец он сделал шаг назад.

— Спокойной ночи, — прошептала Грир.

— Спокойной ночи. — Поворачиваясь спиной, он засунул руки в карманы. — Ужин в семь. Я заеду за тобой в шесть, хорошо?

— Да... прекрасно, — ответила Грир, следя за тем, как он удаляется. После чего побрела к входу пансионата.

Дубленка. Медленно покачав головой, она так же медленно на цыпочках поднялась по лестнице. Шансов вернуть ее Эндрю уже не было. Звук мотора его машины растворился в ночи.

Зайдя в номер, расположенный наверху в задней части здания, Грир стала снимать свое массивное облачение, но, не удержавшись, зарылась носом в воротник, прежде чем повесить дубленку на стул. Она уже пропиталась ароматом духов Грир, но от нее пахло и Эндрю — чистым морским воздухом и хвоей.

Было еще не поздно, но день выдался утомительным, поэтому ей хотелось поскорей лечь в постель. Стянув одежду, она поежилась, стоя в бюстгальтере и трусах. Закаленное племя эти британцы. Они, кажется, даже гордятся тем, что по ночам распахивают окна — убеждены, что ночной воздух более здоровый. Безумцы, подумала Грир, пуская ледяную воду в раковину над оголенной оцинкованной трубой. На смесителе была выведена буква «Г», видимо обозначавшая горячую воду, но никакой горячей воды не наблюдалось. Батарея тоже не грела, хотя периодически звенела и издавала угрожающее шипение. Грир ощупала кровать на предмет бугорка, в котором она всегда распознавала бутыль горячей воды, и простонала, не обнаружив ее под стеганым одеялом.

Проворными движениями она растерла бунтовавшую против такого обращения кожу заиндевелой махровой мочалкой.

— Никакого душа по ночам, — постановила миссис Файндлэй. — С желающими помыться потом не сладить, а они будят постояльцев.

За все время Грир встретила только одного жильца — бледного молодого человека, который, по словам хозяйки, «делал какую-то работу на католическую тему». Он дважды повстречался ей в холле и оба раза лишь скромно кивнул в знак приветствия; на завтраке она его никогда не видела. Судя по тому, что Грир прочитала о Дорсете, эта область была средоточием католической истории, богатым разнообразными памятниками, а озабоченное выражение лица юноши говорило о том, что звук воды в душе — последнее извсего, что могло бы его отвлечь.

Усмехнувшись, Грир вытащила фланелевую ночную рубашку из расшатанного ящика комода с мраморным верхом. Грир была просто влюблена в эту чудную страну и ее жизнерадостных жителей. Англия была в ее крови, и с каждым днем она сильнее и сильнее ощущала родство со всем, что ее окружало.