Лунный принц

Готов был? Или хотел поверить? Но так или иначе за месяц, что они прожили рядом, бок о бок, он впервые не спал со всеми подряд. И это не было жертвой. Ему просто не был нужен никто другой – в одной женщине вдруг оказалось возможным найти всё то, что раньше разлеталось, как мозаика, на части.

Впервые не нужны были манипуляторные или ролевые игры, стимуляторы, афродозиаки. Впервые ему достаточно было того, что человек, женщина, просто был рядом. И это не раздражало. Ему не хотелось поставить между ними стену. Не приедались её прикосновения, улыбки, взгляды.

Энджел боялся накосячить и всё испортить. Он знал себя и… боялся своих демонов. Но те спали. Тело терзала боль, потому что с каждым днём он сводил наркотическую дозу при приёмах, и ломка была довольно сильной. Но это было единственным дискомфортом.

Демоны спали.

Ему хотелось возвращаться в домашний уют, который вдруг обрела его прежде холостяцкая берлога. Хотелось заботиться о ней. Хотелось, чтобы Ирис была счастливой. От этого он сам получал радость. И радость эта была чистой, ничем не замутнённой – как небо в майские дни, как вода в ключе, как первовыпавший снег.

Энджел был счастлив. И знал, что счастье скоро закончится. Потому что счастья на свете не бывает. По крайней мере – с ним.

Он боялся, что сделает что-то такое, что всё испортит. Заставит Ирис презирать или ненавидеть его, потому что, на самом деле, он это понимал и отдавал себе в этом отчёт – он нехороший человек. Даже сильным и смелым его назвать можно было вряд ли. Его пороки слишком укоренились, рано или поздно соблазн возникнет, он не сможет ему противостоять, она его не простит и всё рассыплется, как карточный домик с порывом сквозняка.

Именно так Энджел представлял конец своего счастья. Именно этого боялся. Именно этого старался избежать любой ценой.

Он не хотел причинять своей Фиалке боль. Даже больше, чем быть счастливым самому, он хотел, чтобы счастлива была она. Иногда, реже, чем о себе или о своей девушке, он думал о ребёнке, который должен был родиться.

Энджел ни во что не верил. Бог? Аллах или Иисус? Смешно! Но лёжа рядом с Ирис на кровати, прислушиваясь к её дыханию, он молился, сам не зная, кому, чтобы была девочка. Дочь. Похожая на свою красавицу мать, вскружившую ему голову, а не на их проклятое племя – чтобы ничего в будущем младенце не напоминало бы его, его братьев-любовников, или ненавистного отца, в которого, в глубине души, он всегда быть чуточку влюблён и которого не уставал ненавидеть. Мечтать стать похожим на него. Бояться походить – так много чувств, как лавы в жерле вулкана. Так сложно контролировать свои эмоции.

Пусть его дочь не походит на них. Пусть будет похожа на свою мать. Или, в крайнем случае, на Сандру.

Энджел старался не представлять конец их отношений с Ирис, хотя и не мог представить их совместного будущего.

Но он никак не ожидал того, что случилось в реальности. Что проснётся утром и получит от отца приказ о встрече. А потом СМС сестры с убийственной новостью.

Ньевес беременна. Её отец настаивает на свадьбе. Рэй сопротивляться не склонен».

Желание Рэя встретиться на нейтральной территории демонстрировало миролюбивый посыл, который, однако, нисколько не обманывал и успокаивал. Эджел не желал думать ни о какой политике или манипуляциях.

Последнее время голову у него была слишком трезвой и, как следствие, мыслей в ней было слишком много. Чувства, накрепко прихлопнутые, кипели, прося выхода.

Страх Энджела перед Рэем был не таким, каким у большинства людей. Он не боялся угроз этого человека – он боялся искушений, что неизменно следовали за отцом. Рэй Кинг сам был ходячим искушением. Рядом с ним никогда не было скучно.

Раньше в душе Энджела царил покой, как у всякого, кто определился со стороной в этой жизни. Он был на тёмной стороне, привык смотреть на себя как на существо порочное и конченное. Энджел не стремился к спасению. Его вполне устраивало его существование, проходящее между выпивкой и наркотиками, между мальчиками и девочками, между наслаждением и болью. Всё это было его родной стихией. Привычной с детства средой обитания, в которой легко ориентироваться и существовать.

Ирис стала для него «лучом света». И, как всякое существо из Тьмы, Энджел чувствовал себя на этом прекрасном и чистом свету рыбой, вытащенной из воды. Ему было дискомфортно, непривычно, скучно. Как и всякого алкоголика и наркомана, из жизни которого исключили драйв в виде допинга, его ломало не только физически (хотя, когда тяжёлые наркотики принимаешь дольше, чем помнишь себя, последнее весьма чувствительно. жаже для такого нелюдя, как кинговское отродье), сколько духовно. Энджелу не хватало пьяных вечеринок, плавно переходящих в оргии. Он старался отворачиваться от правды, не смотреть ей в лицо, но правда была в том, что он тосковал по себе бывшему.

Его ломало, тянуло к старому, раздражала необходимость становиться другим –незнакомцем, которого Энджел сам не знал.