Лунный принц

– И что дальше? Потом ты снова вернёшься сюда, уже без меня… – она мотнула головой, глядя на меня гневно, обвиняюще. – И снова всё повторится? Синтия? Ральф? Рэй? Энджел или Ливиан? С кем ещё из своих родственников ты не успел переспать? Я каждый раз пытаюсь тебя понять, Альберт. Понять, оправдать, простить и снова круг, замыкаясь, повторяется. И я чувствую себя дурочкой. Глупой, никчёмной, жалкой… вы смеётесь надо мной? Нет, не с мальчиками, с твоей сестрой, что так меня ненавидит. За что, кстати?

– За то, что ты вовсе не глупая, не жалкая и не никчёмная. За то, что я…

Слова в очередной раз словно застряли у меня в горле.

«За то, что я люблю тебя», – я именно это хотел сказать, но почему-то в очередной раз осёкся, затормозил на полпути.

– Скажи, чем я заслужила это?

– О чём ты?..

– Не надо! Не делай вид, что не понимаешь. Честность одна из немногих твоих достоинств, Альберт, так хотя бы оставайся таким – будь честным со мной. Скажи, что со мной не так?! Что я не так делаю?! Меня так сложно любить?..

Сердце моё болезненно сжалось, когда я увидел серебристые дорожки от слёз на её щеках.

– Что за глупость? Конечно, нет.

– Но если нет, почему меня никто не любит! Не смотри на меня так! Я не хочу, чтобы ты жалел меня! – со страстностью и горячностью, на которые я не считал её способной, проговорила она. – Я просто хочу понять: почему? Почему, что бы я не делала, я всегда оказываюсь на вторых ролях? Моя мать меня не смогла полюбить. Как и мой отец. Моя тётка с трудом меня терпела, а её дочь, моя единственная сестра, между прочим, откровенно презирала. Всё моё детство я никому никогда не была нужна! Я для всех была лишней, и жила в доме родственником приживалкой, которую терпели, но не любили. И когда делалось особенно тошно и невыносимо, я находила утешения в фантазиях, что когда-нибудь, когда я выросту, у меня будет мой дом. И мой человек. Я никогда не мечтала о богатстве, о принцах или драконах, о миллионерах или героях – я всего лишь хотела встретить того, кто будет меня любить! И вот я выросла. И теперь все мои мечты – просто пепел. Мираж, иллюзия. У меня по-прежнему чужой дом, полный случайных людей, которые смотрят на меня как на глупого ребёнка, что докучает им своим присутствием и которого никто не хочет обидеть, но… – она вдруг замолкла и почти упала на кровать, прижимаясь щекой к столбику, поддерживая пышный старомодный балдахин. – Я знаю, что ты не хочешь мне зла, Альберт. Но мне так больно как ты, никто не делал.

Её слова жгли больнее раскалённого провода. Она была права – я не хотел причинять ей боль. Ей – меньше чем кому-либо другому.

О чём я думал? О том, что она не чувствует всё так, как сейчас рассказывала. Я видел холодного ангела, слишком мудрого, слишком чистого, слишком сильного, чтобы мои грязные поступки могли всерьёз сломать ему крылья.

Но Катрин не была ангелом. Она была потерявшейся, ранимой маленькой девочкой, которая, как улитка, спряталась в своё панцирь и боялась пошевелиться. Чтобы не стало ещё больнее.

Я не думал, что она чувствует так. Мне было всё равно. Я не столько обманывал её, сколько обманывался сам.

– Я не могу так больше, правда, – в её глазах не было злости, гнева, презрения. Они были полны боли. И это я был её причиной. – Если я для тебя слишком скучная, серая, обыкновенная… а я такая, я знаю. Так отпусти меня. Хотя, ты ведь не держишь, – вздохнула она тяжело, отведя взгляд.

– Держу, – возразил я, подходя к ней ближе и сокращая между нами дистанцию. – Катрин, ты ведь не думаешь, что дело в тебе?

Она подняла глаза. В них читалась надежда. И что-то ещё.

– Ты здесь не при чём. Все эти люди присутствовали в моей жизни не потому, что ты скучная, жалкая, недостаточно яркая и всё такое… дело во мне. С тобой как раз всё в порядке. В отличие от меня.

Я сел перед ней на корточки, беря её руки в свои.

– Сейчас будет то самое роковое «но»? – с болью спросила она. – Всё, что до него, не существенно, правда?

– Я не совсем понял, что ты хочешь сказать?

– Ты меня не достоин, и я могу быть свободна?

– Ты хочешь этого? Ты действительно этого хочешь?

– Если бы я действительно этого хотела, ради чего бы я терпела всё это? Я хотела не этого, Альберт. Не обманывай себя тем, что, ставя точку, ты меня освобождаешь. На самом деле, ты освобождаешь только себя. Но даже так будет лучше…

– Нет, я не хочу, – покачал я головой. – Я…

– Не хочешь? – с горьким сарказмом спросила она. – Но если ты не хочешь, зачем ты всё это делаешь?

– Не знаю, как тебе это объяснить. Во мне всегда словно бы жило два человека.

– Как и в любом из нас, – она не отнимала рук, и в её глазах светились укор и горечь. – Думаешь, во мне нет тени?