Лунный принц

– Несмотря на это дом остался прежним, в нём сохранился и дух, и стиль. А город изменился. И всё же это Элленджайт. Город падших ангелов. Его тайные пути, как артерии к сердцу, по-прежнему проходят через «Асторию». Здесь много шлюх и бандитов, они стекаются отовсюду, чтобы осесть, остепениться, притвориться кем-то другим, но остаются верны себе. Как и мы.

– Ты родился во времена сестёр Бронтэ? В начале 19 столетия?

– В конце тридцатых. Это, наверное, ближе к середине?

– Как по мне, всё-таки первая четверть.

На тонкое лицо словно опустилось облако недовольства и меланхолии.

– Между мной и тобой, Сандра, больше общего, чем ты думаешь. Например, наше рождение.

– Не понимаю, о чём ты говоришь? В чём сходство?

– Наше появление на свет стало возможным благодаря полной скверне. Так, кажется, называют инцест в священных книгах всех религий. Они правы. И наука, и вера тут сходятся, как нигде в своих утверждениях – при близких кровных узах не должно быть союзов, подобно тех, что были у наших родителей. В результате подобного кровосмешения иногда рождаются гении, но куда чаще инбридинг порождает на свет уродов. Думаю, мы и то, и другое. Гениальные и прекрасные уроды.

– Твои родители тоже были братом и сестрой? Это прямо закономерность какая-то – спать с близкой роднёй. Рэй и Виола, Альберт и Синтия, кажется, ты тоже не ударил в грязь лицом… может, речь в книгах шла и не от тебе? Там много Ральфов было: дед, сын и отец. И всё совершенно чокнутые.

– Спасибо за лестное мнение.

– Лестное или нет, но определённо правдивое.

– Не поспоришь.

«Я тоже могла замкнуть цепочку», – пронеслось в моей голове вместе с образом Ливиана.

Подумать только, как близко… и избежала ли я этого? Что-то подсказывало мне, что да.

– Элленджайты чаще всего заключали браки между собой – это было у нас в семье в обычае. Случалось, конечно, что увлекались кем-то со стороны, но это реже. Да и как объяснить нормальным людям наши заскоки? О нас и так ходили слухи, как о демонах или вурдалаках, пьющих ночами кровь у слуг. Кто-то что-то видел, но интерпретировал так, как мог. А в 19 веке не распространены были фэнтези и не снимались сериалы, поэтому люди считали, что наша красота и почти не увядающая молодость объясняется происками тёмных сил.

– При всей своей наивности те крестьяне не так уж сильно и ошибались. Вообще, я порой начинаю думать, что то, что мы в своей гордыне именуем прогрессивными взглядами куда чаще оборачивается всякой глупостью.

– Вроде гипотезы, что человек произошёл от обезъяны?

– Ты это застал?

– Сандра, я умер в сороковых, в их начале. Дарвин с его теорией появились позже.

– Но ты уже успел с ней ознакомиться? Похвально.

– Тяга к знаниям – одно из мои немногочисленных достоинств.

– Давай вернёмся к старым легендам об Элленджайтах и твоим родителям.

– Давай вернёмся. Как я уже сказал, в те ханжеские времени пуританская мораль даже на нас откладывала свой отпечаток.

– Да, неужели? – усомнилась я. – А как же тогда – ты? Ну, в смысле, родился.

– Это был полный шок. Мать из семьи выгнали.

– То есть?

– Ну, в прошлые века так было можно. Знаешь, феминистки тогда не имели право голоса. У женщин его не было. Вы не имели право наследовать состояния, если это специальным пунктом не оговаривалось, а уж если повезло разбогатеть, но угораздило вновь выйти замуж, своему прежнему состоянию ты уже не хозяйка – всем распоряжался муж.

– Ты прав. Платья прошлых веков – единственное, что мне кажется более или менее привлекательным. Твою мать выгнали из семьи без копейки в кармане? А твоего отца – что? Женили в наказание, чтобы с сестрой не путался?

Лицо Ральфа словно истончалась на глазах, тема ему явно не нравилась.

– На самом деле… ты не можешь судить людей той эпохи, потому что смотришь на них со своей точки зрения. У вас это кажется называется «демократией»? Когда границы такие призрачные и условные, что уже хочется не нарушать, а восстанавливать их. Но это 19 век. Женщины не рожали без мужей и хранили девственность до брака, если хотели жить в обществе. Общество регламентировало каждый шаг.

– Хочешь сказать, что в те времена Элленджайты были оплотом нравственности?

– Хотел бы, но мы оба знаем, что это невозможно. Но мне кажется, у людей моего времени всё же планка допустимого была выше.

– Правда? И потому твой отец спал со своей сестрой, а твоя мать – со своим братом? О, да! В твоё время деревья были выше и нравственность чище.

– Мой отец не был братом моей матери.

– Разве? Я что-то не так поняла?

– Всё было ещё хуже. Он был её сыном.

Я едва не присвистнула. Ну, ничего себе! Твою ж мать… Хотя, чему я удивляюсь? Мой брат и… дальше думать не хотелось. Господи, можно ли вырваться из всего этого и остаться нормальной, в смысле – моё Окно Овертона грозило превратиться в двустворчатую дверь, и я отчаянно пыталась не дать ей распахнуться.

Ненормальные вещи не станут нормальными лишь оттого, что кто-то признает их обыденность. Рожать от собственных сыновей – ненормально, как ненормально признавать однополые браки. Даже если это имеет место быть оно совершенно деструктивно. И точка.