Лунный принц

– Здоровые привязанности и я, увы, не совместимы. Душа моя отягчена несчётными грехами, и я воистину достоин Ада. Я понимал, что так не может продолжаться. Снежане не нужны были мои чувства, она тяготилась ими, ей неприятно было даже глядеть на меня, но даже это… даже это меня не останавливало. Почти каждый раз я брал её силой и… понимал, что мне нет прощения. Удовольствие, полученное против воли то же насилие. Я был даже не болен – одержим этой связью. Я пытался бороться. Но сколько бы любовников и любовниц я не заводил, они не утоляли ни моей жажды, ни моих мук – мой пламя гасло только рядом с ней. Всё остальное только сильнее распаляло.

Я понимал, что причиняю ей страдание, понимал, что разочарую отца ещё больше, чем он был разочарован во мне, хотя… кажется, падать было ниже некуда, но я справился. О реакции Винсента было страшно подумать. Я понимал, что разрушаю возможное будущее той, кого любил и кого сам же уничтожал.

Но сколько бы я не боролся с собой и своим внутренним демоном, он неизменно побеждал, а я – проигрывал. И снова оказывался в её спальне, вновь сжимал в объятиях, как она не противилась, с наслаждением слизывал с её губ стоны удовольствия, а потом сгорал от стыда, видя слёзы на её глаза, понимая, что развращаю и гублю то, что люблю сильнее всего на свете.

Она ненавидела меня. Иначе быть не могло. Но её ненависть была ничем перед тем, как ненавидел себя я. Я не видел другого выхода, кроме смерти. Пока я жив и дышу, я не позволил бы ей уйти от себя, но наш союз, даже если бы Снежана меня и любила, был бы невозможен. Но она любила Амадея. А я знал, что пока я жив, удачи и счастья этим двоим не будет.

Сначала я пытался справиться сам – но не яд, не нож, ни огонь, ни пуля не обрывали моей жизни. Целыми неделями напролёт я проводил в кроваво-опиумном угаре, участвуя в оргиях, надеюсь, что истомлённый и измождённый болью и разного вида излишествами я, если и не сдохну, так, наконец, угомонюсь. Но стоило мне её увидеть…

– Да. Это правда кошмар. Я бы сказала тебе, что ты псих – но ты это знаешь и без меня. Да упаси боже от подобной зависимости.

– Нечего возразить. Я превратил в кошмар существование всех, кто меня знал и не мог остановиться. Я пытался… но это было уже не в моей власти. Меня нужно было остановить, потому что иначе эта история могла бы кончиться трагически. Я не придумал ничего лучше, кроме как…

Ральф замолчал, в задумчивости глядя перед собой, словно видя образы тех, кого здесь уже не было.

– Кроме как? – напомнила я о себе.

Он вздрогнул, как бывает, когда в тишине тебя пугает резкий, неожиданно раздавшийся звук.

– Я рассказал о нашей связи отцу.

– И – что?

– Он меня убил.

Я нахмурилась, пытаясь осмыслить услышанное.

– Убил? Вот так просто?

– Это было не просто, – усмехнулся Ральф. – И не в одночасье. Он избивал меня часами, а Элленджайты умеют это делать не только кулаками. Казалось, в свои удары он вложил всю свою ярость, боль, ненависть и разочарование, копившееся в нём годами. И я с радость принимал его наказание. Это было словно так необходимое мне лекарство. Я это заслужил И боль, застилающая и закрывающая мир, была моим одеялом и спасением, за которым хоть на миг, но становилась менее явственной боль другая – боль, разрывающая на части тело.

Я не хотел быть чудовищем – никто не хочет им быть. Но у меня хватало разума понять, что мне не нужно бояться дьявола, в тот момент я сам был им. Близкие не понимали, что я не пытался протестовать, нарочно причинять им боль – я сам запутался, но… они видели во мне капризного мальчика, утратившего страх и совесть, и желающего только одного – сексуального разнообразия.

Я хотел любви, но я полюбил не того человека. Эту звезду невозможно было взять в ладони и бережно держать, защищая от всего мира – я мог лишь сорвать её с небосвода, а этого я хотел меньше всего.

Любовь – страшная сила. Она порождает, и она же убивает. Она даёт силы и отнимает их. Любовь вмещает в себе Жизнь и Смерть, самое страшное то, что невозможно предугадать заранее, каким из своих ликов она повернётся к тебе.

В моей жизни всё было не так – рождение, существование, смерть. Любовью моей жизни стала моя сестра – она одна могла бы изменить всё к лучшему, но это было невозможно.

Я знаю, если бы она могла, она и сама бы меня убила… я не был бы против. Но убийство слишком коверкает душу.

Отец избивал меня часами, а я всё никак не умирал. Зато Винсенту, бедняге, хватило один раз вонзить в меня нож. Он был в ярости – Снежана и Стелла, они обе были беременны.

– И узнав об этом, ты просто так взял и трусливо сбежал?

– Это было последним, что я услышал из его уст перед тем, как свет сузился до светящейся точки, поехал куда-то в сторону и погас, как свеча. Словно чёрный удушливый дым какое-то время я чувствовал боль. А потом всё исчезло. Ничего не осталось – даже темноты.

Конец этой истории невольно меня зацепил. И как всегда – очередная трагедия. Случается ли в этом мире что-то хорошее?