Лунный рыцарь

Дойдя до следующего поста, он опешил. Оба стражника тоже спали мирным сном. Почуяв недоброе, Мирон рысью обежал все посты и к своему ужасу убедился, что бодрствует в одиночестве.

— Батюшки-светы, что же это делается? Надо к начальству бежать, — решил он и припустил к начальнику тюрьмы.

Начальник жил холостяком во флигеле за зданием, где содержались заключенные, но в этот час его дома не оказалось. Он как раз входил во дворец, поэтому Мирон напрасно колотил в дверь, пытаясь достучаться.

В это время Прошка сверился по часам и решил, что пора действовать. Выйдя из укрытия, он перебежками добрался до здания тюрьмы и осторожно приоткрыл дверь. Доносившийся из караульной рокочущий храп прозвучал для паренька слаще музыки. Прошка прошмыгнул внутрь, по счастливой случайности разминувшись с Мироном. Дальше паренек направился увереннее, ведь он не знал, что путь к отступлению закрыт. Мирон не солоно хлебавши вернулся на пост.

— Что же делать? Делать-то что? — бормотал себе под нос испуганный стражник. — Экая напасть, куда ни кинь, всюду клин. Надобно доложить, а кому тут докладывать? Никого окрест нету. Ежели только пост оставить, да в город бежать? Худо. Тюрьму без охраны бросить, так это трибуналом пахнет. Вот кабы я один за всех отстоял, то, может, и награды сподобился бы, — размечтался он.

Мирон уже представил, как ему при всем честном народе прикалывают на грудь орден, но не вовремя вспомнил, кто сидит под стражей, и пыл его несколько ослаб.

— Эх, одна закавыка, — вздохнул он. — Ежели бы в темнице сидел разбойник али головорез, так тут и думать нечего. А коротать ночь один на один с ведьмой боязно.

Поразмыслив, Мирон вспомнил старинное средство от нечистой силы. Еще прабабка рассказывала, что если мелом нарисовать круг и читать в нем молитвы, то никакая нечисть не страшна. Прикинув так и сяк, Мирон отыскал кусок штукатурки и, не теряя времени даром, начертил круг пожирнее, чтобы обезопасить себя наверняка.

Глава 22 Побег

Воткнутый в стену просмоленный факел потрескивал и коптил. Пламя судорожно подрагивало, точно живое. Огонь и крысы были единственными компаньонами Марики в мрачных, сырых застенках. Поначалу она опасалась длиннохвостых обитателей темницы, но те не трогали новую соседку, и постепенно девочка к ним привыкла. Она делилась с крысами нехитрой трапезой, а те развлекали ее своей возней.

Марика не знала, сколько дней она провела в узилище и что на дворе: день или ночь. В подземелье не проникало дневного света. Услышав, как в замке поворачивается ключ, она удивилась. Дверь не отпирали с того самого дня, когда ее втолкнули в камеру. Посетители к ней не приходили, а еду подавали через окошко. Никто из стражи не решался войти к ведьме. Марика напряженно вглядывалась в полумрак, гадая, что ее ожидает.

Дверь приоткрылась, и в камеру прошмыгнула голенастая, мальчишеская фигурка. Узнав Прошку, пленница поспешно вскочила. Зачем пришел ее недруг? Может, ожидает, что она раскисла, и надеется услышать ее стенания о пощаде? Девочка горделиво вскинула голову, тряхнув спутанными кудрями.

При виде Марики Прошка снова поразился, до чего же хороша эта маленькая дикарка, даже одетая в рубище, а не в бархат и шелка. Теперь ни для кого не оставалось тайной, что девочка — простая цыганка. И все же в ней было что-то царственное, какая-то несгибаемая сила. Не удивительно, что она сумела усмирить взбесившихся животных.

Прошка приложил палец к губам, приказывая узнице молчать. Впрочем, эта предосторожность была излишней. Паренек торопливо всучил Марике узелок и проговорил:

— Переодевайся скорей. Времени в обрез.

Марика недоуменно смотрела на него, но не торопилась выполнить указание. Сначала она хотела понять, что задумал ее недруг.

— Ты меня глазами-то не жги. Не из таковских, — расхорохорился Прошка, пытаясь за показной грубостью скрыть свою робость перед девочкой. — Хозяин велел, чтобы я тебя отсюда тайком вывел.

Сердце Марики забилось часто-часто. Значит, она была не одинока. Теперь, когда она знала, что Глеб на ее стороне, ей было легче пережить напрасные наветы, ненависть толпы и горечь заточения. Ничто не ранит так, как холодность тех, кого мы любим, и ничто не придает сил, как их поддержка.

— Да одевайся ты, не стой пнем! Я отвернусь. И не мешкай. В другой раз стражу не усыпить, — поторопил ее Прошка.

На этот раз Марику не пришлось уговаривать. Пока она натягивала мальчишеские штаны и рубаху, Прошка пустился в рассуждения:

— Все ж таки непутевая ты. Посчастливилось выбиться из грязи в князи, так и жила бы тихо. Чего еще надо? Вот я, к примеру, своей удачи ни за что не упущу. Коли выпал счастливый билет, так в лепешку расшибусь, а к хозяину накрепко прилеплюсь.

«Вот уж точно прилепился, как клещ», — подумала Марика. Ее так и подмывало осадить этого самодовольного хвастуна, но она только сердито стиснула зубы.