Лунный шторм

В самом сердце аллеи возвышается высокая (где-то пятьдесят футов) новогодняя ёлка, украшенная в золото-красные игрушки. На её фоне народ делает много снимков, смеётся, а дети бегают и играются, любопытно разглядывая сперва огромные шары, а потом уже своё кривое отражение. Я смотрю на это и улыбаюсь, чувствую себя расслабленной и довольной. Не каждый день выпадает шанс смотреть на серый мир в цвете. Люди, наконец-то, сбросили оковы обыденности и натянули счастливые улыбки, поздравляя друг друга с праздниками. На следующей неделе Новый год. Ещё триста шестьдесят пять дней, чтобы найти себя. Время быстротечно: только вчера мне было семнадцать лет. Я теряла, находила, снова теряла и вновь находила. Страдала, улыбалась, любила и прощалась. А уже сегодня мне девятнадцать, и я совершенно другой человек. Все, во что я верила, обратилось в пыль. Разочарование приводит нас к саморазрушению. Я пытаюсь это предотвратить.

– Сфотографируй меня, – сует в руки телефон Роуз, отбегая на пару метров.

Блондинка, с беретом на голове, пальто и фиолетовой помадой на широких устах, которая резко выделяется на фоне её белоснежной кожи, встаёт в позу, натянув дежурную улыбку. Я хмыкаю, делая пару хороших кадров. По крайней мере, я на это надеюсь, потому что Ро постоянно двигается, меняя положение рук и головы.

– Взгляни, – протягиваю телефон к хозяйке.

Она нетерпеливо рассматривает получившиеся фото и довольно мычит.

– Тебя сфотографировать? – спросила она.

– Нет, не хочу.

– Поедим яблоки в карамели? Как душисто пахнет!

Простояв в цепочке очереди минут пять, мы делаем свои заказы, попросив ещё две бутылки обычной воды, после чего, переплетая руки, блуждаем по бордюру, откусывая десерт. Он горячий, тягучий и липкий; боюсь испачкать волосы, которые, по вине неожиданных порывов ветра, сами лезут к карамели. Как чертова муха, бьющееся о стекло, видя перед собой прекрасный пейзаж, но не осознавая, что на его пути «железная» прозрачная изгородь.

– Роуз, – окликнула подругу я, выбрасывая остатки яблока в мусорную урну и вытирая испачкавшиеся пальцы влажной салфеткой, – мне сделали интересное предложение.

– Руки и сердца? – усмехнулась блондинка, поправляя воротник пальто.

Ха-ха, смешно. Иногда её шуточки доводят до могилы.

– Это связано с моей будущей профессией, – подробно пересказав ей наш разговор с мистером Бенсоном, я стала ждать реакции, но Фишер задумчиво молчала, рассматривая одну точку.

Она так долго не моргала, сконцентрировавшись, что зрачки её расширились, словно от наркотика.

– Думаю… – протянула она, приподняв подбородок. – Это твой шанс. Ты должна попробовать.

– Да? Не знаю, – тяжело вздыхаю, плюхнувшись на свободную скамейку, – почему-то я не уверена.

– Рэйчел, хватит думать. Тебя это до добра не доведёт.

– Почему это? – обиженно фыркнула я.

– Потому что твоя способность драматизировать никогда ничего хорошего не проносила. Все «за»: твои родители, Изабелла, я. Мы поддержим тебя. В чем причина твоей неуверенности?

В местности, хотелось ответить мне. Не хочу оставаться в этом забытом богом месте. Жить далеко от Митсент-Сити было самым вразумительным решением. Я училась не вспоминать старых друзей, Эрика, который, ничего не сказав, не объяснив, черт побери, не предупредив, покинул меня. Мерзко от самой себя. Вспоминая слёзы, пролитые из-за этого человека, я вскипаю тотчас. Не тратьте слёзы на тех, кто их просто-напросто не заслужил, потому что слёзы ваши высохнут, но вот воспоминания об этом моменте будет преследовать вас долгое время. Со мной, к примеру, так и есть. Я дура. Самая настоящая наивная дурочка из всех на этой земле.

Моей главной задачей было отпустить прошлое, забыть всех людей и жить спокойно, а теперь мне нужно все эти старания перечеркнуть к чертовой матери и вернуться к самому началу? Боже, аж сердце закололо… Это будто паническая атака: тяжело дышать, голова идёт кругом, а паника и страх, что я могу встретить здесь Эрика Нансена пожирает плоть изнутри. Мне страшно. Я не хочу видеться с ним. Не хочу! Не хочу! Боже правый, я даже думать не хочу, что встречу его, но, если это произойдёт, я скажу ему при нашей встрече что-то дерзкое, твёрдое, режущее и с ног сбивающее, а не ванильное «привет».

– Рэйчел Милс! – толкает меня Роуз, и я вздрагиваю. – Что с тобой? Три часа уже зову.

Дыхание стало сбивчивым, однако мне удалось взять себя в руки и успокоиться. Ро абсолютно права – мне не стоит думать.

– Все в порядке, – отбиваюсь, заправляя надоедливые пряди за плечи.

Стало зябко, поэтому обхватываю себя руками, стараясь согреться и смотрю на свои зимние ботинки, на сей раз без рисунков с ромашками. Им ещё нужно подсохнуть.

– А я не знаю, что делать мне, – опечалено вздохнула Фишер, выпустив изо рта тёплый пар, – запуталась очень.

Поворачиваю шею в её сторону. Она сидит сутуло, перебросив одну ногу на другую и как-то грустно поджимает рот, бегающими глазами рассматривая каменные плиты.