Лунный шторм

Серость города меня поражает, доводя в какой-то степени до мурашек, потому что вид из окна автобуса, в котором я сейчас сижу, так похож на картинку из интернета, что я не способна, да и не желаю, отрывать взгляда: трасса полупустая, но машины, двигавшиеся по встречной полосе, разрывают серость желтыми фарами, разукрашивая капли на окнах, превращая их в светлячков. Я почему-то сейчас подумала «мёртвые светляки, мёртвые и прибитые к холодному стеклу». Качка убаюкивала. Музыка, поступавшая в уши через белые провода наушников, позволяют мне хотя бы понарошку стать кем-то ещё; скорее героиней сопливого фильма, где тебя все жалеют, бегают за тобой и пытаются славить хоть один твой незначительный взгляд, потому что ты вся такая красивая и особенная. Особенная. Когда-то мне тоже хотелось выделяться из толпы, быть не такой как все, верить, что я избранная… Богом? Дьяволом? Может, без понятия, магом или драконом. Чушь, но в неё хочется верить. Потому что люди устроены верить в то, чего на самом деле не существует, этим самым утешная собственные мысли.

Я вышла из автобуса и быстро побежала под козырёк остановки, проклиная синоптиков за их лжепрогнозы: обещали снег – получили ливневый дождь. Он такой противный, что хочется хлопнуть в ладоши, в надежде на его прекращение. Ага, мечтать не вредно.

Насупившись, резко выдыхаю и энергично оглядываю улицу, только осознав, что все люди, в отличие от меня, сейчас сидят дома со семьями и сплетничают о всяком «интересном».

Мой план был таков: прогуляться по городу, слушая медовый голос любимых исполнителей, а потом отправиться к папе и Изабелле, поскольку оба настояли на моем приходе, таинственным тоном сообщая в трубку телефона «это секрет, приходи, чтобы узнать самой». Делать нечего – я согласилась, отложив вечерние посиделки с Роуз на другой день. Но прогулка моя испорчена, и «спасибо» стоит сказать кучевым тучам, плюющим дождевой водой на наши головы.

Пушистый снег превратился в слякоть, повсюду грязь, но уже через пару дней, я вас уверяю, Митсент-Сити вновь переоденется в нарядную белую шубку.

Намокнув вплоть до нижнего белья, стуча зубами, я, словно покинутый всеми уродливый, но милый зверёк, подхожу к дому отца, быстро забежав на крыльцо, ледяным пальцем нажимая на звонок. К счастью, дверь открылась сразу, точно Изабелла караулила меня под окном. Она сперва мне широко и сладко улыбнулась, но потом её губы исказились в ужасе, как и брови, жалостливо сгустившиеся у переносицы.

– Боже мой, Рэйчел! Ты вся мокрая! – она затаскивает меня в дом, прикрыв дверь и повторно оглядывает с ног до головы.

Выглядела я, наверное, жалко: белокурые крашеные волосы, тяжелые и липкие, как сосульки висят в воздухе, при этом некоторые пряди умудрились примкнуть к моей мокрой шее. Чёрный дутик, светлые широкие джинсы, кожаные ботинки с ромашками такие же неудобные и мокрые; все чешется, хочется поскорее сбросить одежду с себя и, прыгнув в печку, расслабиться. Отморозила я себе все пальцы на руках, на ногах (особенно ноет мизинец на левой ноге), губы синие, а нос, напротив, красный, и издалека его можно спутать со светофором, черт возьми.

Изабелла приносит мне большое махровое полотенце, после чего, родительским тоном велит стоять смирно, сама вытирает мою голову. Я молчу, только жмурясь и пытаясь не улыбаться словно дура. Забавно… Она ниже меня, отчего ей приходится вставать на носочки, и это так мило.

– Бегом в ванную. Я принесу тебе сухие вещи, а это можешь бросить в стирку, – наставляет японка.

Расслышав незнакомые голоса на кухне, я вытянула шею и вопросительно взглянула на женщину.

– У вас гости?

– Да, – на ходу отвечает Изабелла, – но пришли они к тебе.

Сбитая с толку подобным заявлением, я побеждаю своё любопытство и плетусь лениво в душ, который стал панацеей от недуга в виде замершего тела. Горячие струи воды, охватывающие мою обнаженную спину, выпирающие позвонки, грудь, плечи, кисти рук, где красуются шрамики, как будто расплавляют оковы. Выдавив молочко для тела себе на ладонь, я принимаюсь намыливать сперва живот, а потом остальные части туловища, задержав взгляд на тыльной стороне ладони.

Шрам от ожога загудел, словно он совсем недавний и его все ещё беспокоят внешние раздражители, типа горячей воды, соли или приправы. Как-то однажды Ханна сказала мне, что зудят раны, оставленные кем-то на нашем теле или душе потому, что эти люди нас вспоминают. И знаете, мне совсем не хочется думать об этом, однако мысли сами залетели в голову, кружась по кругу, как чокнутая оса, грозя ужалить кого-нибудь. Если человек, подаривший мне этот шрам и вправду сейчас думает обо мне, то это начало конца. Ненависть превращает нас в безумцев, но какой безумец живет без ненависти? Живой пример тот самый парень, имя которого, как имя темного лорда, называть нельзя. А то мало ли… несчастье случится?

Капли воды, разбивающиеся о ванную, возвращают меня в реальный мир, а стук в дверь лишь закрепляет данный эффект.

– Рэйчел, это я. И я вхожу, – сообщает Изабелла, но голос её слышался приглушенно из-за шума воды.