Я никогда ещё не уставала так физически. Моя шея и спина ноют с такой силой, точно я возила на себе трёх взрослых людей, которые то и дело лупили меня ногами по рёбрам. Сидеть на одном месте в течение дня – настоящая пытка, входящая в число таких наказаний, как электрический стул, четвертование или костёр. К слову, я лучше бы прыгнула в огонь, чем просидела бы восемь часов за тремя стопками толстых документов и накопленных материалов, в том числе старых вырезок из газет, журналов и справочников, не говоря уже о словарях. И зачем им все это? По-моему, такие вещи должны храниться на флешке или в рабочем компьютере человека, а не на железных полках библиотеки.
С затёкшей шеей, в плохом расположении духа, я выхожу из салона такси и вежливо благодарю седовласого дедушку за спокойную поездку, захлопывая достаточно сильнее, чем бы хотелось, дверце, после чего, легонько, не совершая резких движений, ковыляю на невидимых костылях к знакомому крыльцу.
Сад, которым раньше занималась Реджина, поредел и издох: цветов не осталось, ибо стужа разделалась с ними, но остались скелеты кустов и рыхлая почва, разграниченная красивыми камушками. Более, чем уверена, весной двор семьи Фишер вновь расцвет, ведь так было всегда. Это, своего рода, частная, относящаяся лишь к семье Роуз, смена сезонов, только в этом случае двух: с зимы на лето.
Тщательно вытирая обувь о коврик на крыльце, я нажимаю на дверной звонок и, расслышав глухое и странное «открыто», всем весом наваливаюсь на ручку.
В доме пахнет духами Ро, бананами и ромом. Возможно, миссис Фишер что-то печёт вкусненькое, однако это дело второе, поскольку в данный момент я концентрируюсь на следующем… Со второго этажа, громко топая, спускается разодетая блондинка, которая, судя по выражению лица, чем-то очень недовольна. За ней по пятам, не затыкаясь ни на секунду, следует Реджина в домашнем спортивном костюме, яростно отчитывая дочь.
Что здесь происходит?
Перевожу растерянный взор на мистера Фишера, чей голос и пригласил меня войти, но тот лишь отмахивается, мол, не бери в голову. Тем не менее я не могу не обращать на происходящее внимания.
Роуз словно не замечает меня… Она, одетая в чёрные зауженные джинсы, кремовый пушистый свитер, обувается в кожаные сапоги, продолжая успешно игнорировать слова матери.
– Ты не можешь так поступить! Роуз! Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю! – надрывая горло, краснеет от злости Реджина. Признаться честно, мне впервые приходится видеть женщину в таком состоянии…
– Роуз! Ты никуда не идёшь! – пытается схватить блондинку за локоть, однако та резко вырывается и закидывает на руку утеплённую кожаную куртку.
– Я тебе уже все сказала, мама! Хватит устраивать сцены, – фыркает Ро, чьи брови склонились к переносице так сильно, что мне сначала показалось, будто вместо глаз у неё коричневые полосы.
Блондинка приближается в мою сторону, явно не желая со мной болтать, спешит покинуть помещение, увы, её ждёт неудача.
Я не позволяю ей взяться за дверную ручку, перегородив своим телом путь. Наконец подруга поднимает свои глаза, в зрачках коих мелькает синее пламя ярости и раздражения, тем самым испугав меня до чертиков. Аж мурашки по телу пробежали. На меня будто смотрит не подруга детства, а злейший враг.
– Ты куда? – первое, что пришло в голову спросить.
Ро демонстративно громко фыркнула, вложив в это действие все своё негодование, предназначенное в первую очередь родителям, после выпрямляется.
– У меня есть дела, – делает шаг в сторону, а я за ней.
– Вообще-то мы договаривались посмотреть фильм, – наивно напоминаю я, сдерживая праведный гнев.
Почему бы и нет? Я тоже имею права свирепствовать, поскольку, несмотря на измотанность, я явилась к ней домой, дабы провести вечер вместе, но Фишер вдруг посылает меня к чертовой матери. Очень мило, нечего сказать.
– В следующий раз, – без всяких чувств произнесла Роуз, круто увернувшись и пройдя к двери, за которой через миллисекунду скрылась.
– Роуз! Стой! Вернись сейчас же! – подорвалась с места Реджина, заводясь по-новому.
Она, сжимая кулаки и сдерживая слезы обиды, усмиряет свой порыв, осознав, что кричать и просить вернуться бесполезно, опускает голову в пол и кладёт покрасневшие ладони на макушку, точно корит себя в чём-то. А, быть может, так и есть.
Страшный осадок остался на душе, и мне нечего сказать, как и нечего менять; я бессильна.
За все годы дружбы с Роуз подобного не происходило. Реджина очень любит свою дочь, пылинки сдувает, исполняет любые прихоти, к примеру, тот же переезд в иной штат с парнем… Что заставило мать так сорваться?
– Я налью тебе воды, а ты пока сядь на диван и успокойся, – со вздохом встаёт с места мистер Фишер, не смея глядеть в мою сторону.
Им стыдно за сцену, которую мои глаза не должны были видеть.
Реджина, держась за сердце, тихонько падает на диван и поправляет волосы. Она вдруг резко постарела на десять лет, и, думаю, всему виной стресс.