Лунный шторм

Это справедливо. Ей можно и нужно злиться, ведь она лишатся не только прекрасной соседки, которая всегда убиралась и готовила, но и отменной подруги. Впрочем, из списка друзей я Ханну никогда не вычеркну, ибо студентка правда поддержала меня в важный период жизни, когда вроде начинаешь все с нуля. Я век буду помнить её чуткость и простоту, а взамен попытаюсь стать хорошим товарищем.

Хотя сейчас, глядя на надутые щеки Фрейзер, резковато дёргающую змейку чемодана, понимаю, что облажалась.

– Ханна, ты не будешь на меня злиться вечно, – парирую я, протирая сонные глаза, – я уезжаю сегодня вечером, так что прекрати дуться и лучше расскажи, как провела уикенд.

Девушка, стоя ко мне спиной, резко выдыхает и поворачивается ко мне всем телом, буравя сердитым взором мое отёкшее лицо.

– Хреново. Довольна?

– Нет.

Она повторно принимается расставлять свои вещи по полкам, шкафчикам и тумбочкам, даже не подумав снять с себя тёплый пуховик и шапку.

– Я тоже буду по тебе скучать, – полушёпотом говорю я, поджимая губы.

Этого было достаточно, чтобы растопить отзывчивое сердце Фрейзер: она расслабляет минутой ранее напряжённые плечи и глубоко выдыхает, сев рядом со мной и в тот же миг железной хваткой притянув к себе. Мои кости хрустнули, однако боль эта приятная, полная тёплых чувств.

– Предательница, бросаешь меня! – бубнит мне в шею Ханна. – Как ты могла? Привязала к себе, а сейчас уходишь!

– Никуда я не ухожу. С моего отъезда ничего не изменится, – обещаю, но сама не верю в собственные слова.

Лживые обещания, как мыльный пузырь – красиво, но пусто.

– Вешай лапшу на уши, ага, – отталкивает меня Ханна и наконец расстегивает куртку, видимо, успев вспотеть, – придётся с какой-то мымрой делить комнату. Если она окажется фанаткой Кардашьянов, я её этот «окррр» запихну в одно место…

Усмехнувшись над серьёзным настроем Фрейзер, встаю с тёплой постели и решаюсь той помочь, чтобы поскорее отправиться в закусочную. Сегодня последний день моей нормальной студенческой жизни.

Миссис Бербери, правая рука декана и член приемной комиссии, натянуто улыбаясь мне, протягивает документы со свежей печатью и напоследок советуют заглянуть в студенческую библиотеку, поскольку книги для изучения учебного материала мне пригодятся. Я охотно согласилась, и, выходя из душного кабинета, отвечаю на сообщение Айзека, что не смогу присоединиться к позднему ужину. Мама уже подъезжает к колледжу, а я за этот отрезок времени успею собрать книги и покопаться в пыльных архивах. В итоге, к половине шестого, когда солнце скрылось за горизонтом, а сумрачное небо покраснело из-за туч, предвещающих небольшой дождь, я выключила настольную лампу на своём столе и, придерживая обеими руками достаточно тяжёлую коробку с нужным материалом, желаю доброго вечера четырём библиотекарям. Они провожали меня взглядом из-под ресниц, мол, деточка, не жирно ли тебе столько книг забирать из нашего храма? Нет, не жирно…

На улице холодно и мерзло, в лицо дует противный ледяной ветер, из-за которого мои волосы принялись хаотично развиваться и давать пощечины, а я свою очередь жмурюсь и терплю, потому что руки заняты. Боже, это слишком тяжело, лучше бы мне поспешить, ведь земля сырая, некуда коробку опустить, дабы передохнуть. Давай, Рэйчел, терпи и наверху, ну, может и внизу, тебе за это воздаться. Во всяком случае, хочется в это верить.

На кампусе много молодёжи. Так как сегодня «Вечер возвращений», соскучившиеся друг по другу однокурсники, разожгли костёр, оделись потеплее и решили развлечься. Кто-то даже горячий чай в стаканчиках раздаёт. Вау, как благородно.

Хмыкнув на свою мысль, что и мне было бы неплохо согреться кипятком, ускоряю шаги и прохожу мимо одной из скамеек в шагах где-то двадцати от меня, не обращая на громкий смех и гогот внимания. Однако через секунду мои руки немеют, а дрожь, заставшая врасплох, собственно, как и реплика, вылетевшая из чужих незнакомых мне уст, вынуждает замедлить шаг и поёжиться, в груди разливая липкую жижу – страх. Я слышала. Мне не могло показаться. Нет…

Сама того не осознаю, стою посреди дорожки, буравя кожаные носки ботинок, и кусаю до привкуса железа нижнюю губу. Молюсь всем богам и созданиям ночи, уговариваю не оборачиваться, боясь застать именно его, поскольку, если я не стану оглядываться, то и, соответсвенно, не узнаю лицо носителя имени. Может, это не тот Эрик? Мало ли на земле Эриков! Это точно не он…

Но невидимая сила движет мной, невидимая, однако не сдерживаемая, – любопытство, – и я потихоньку, обливаясь холодным потом, мучаясь от спазма в желудке, почти оборачиваюсь полукругом к отдаленной скамейке с компанией молодых людей, как в это злополучное мгновение меня тянут на себя чужие ледяные руки. Я шумно вздыхаю.

– Ты чего так реагируешь? – сама же перепугалась Ханна, расстроенно изучая мои побледневшие щеки.

На смену спазмам и холодному поту пришёл пожар в самом сердце; оно истошно орет, требует уйти, сбежать, возвести высокие стены, но самое главное – не оглядываться.