Лунный скандал

Она почувствовала его во всей его стальной силе. Девлин был намного выше нее, но он как-то сумел стать так, чтобы его бедра прижимались к ее заднице, и она чувствовала его там, твердый и толстый.

— Скажи мне, Рози, ты опять будешь притворяться? — Его дыхание танцевало над ее макушкой. — Притворяться, будто не чувствуешь, как сильно я тебя хочу?

Не отвечая словами, она подалась бедрами назад и шевельнула ими. Его глубокий вздох перешел в рычание, когда его ладонь стиснула ее бедро, и он прижался бедрами к ее заднице.

— О’кей, — выдохнул он. — Ты не притворяешься.

— Не-а. — Она уронила голову ему на грудь. — А ты притворяешься?

Казалось, он содрогнулся позади нее.

— Нет. Да. И то и другое?

— Звучит непонятно.

— И сложно, Рози. Так сложно. — Его зубы поймали край ее уха, куснув нежную кожу. Она задохнулась и задрожала. — Я хочу, чтобы ты смотрела на нас.

Она едва могла дышать.

— Я смотрю.

— Хорошо, — пробормотал он, целуя ее шею, пока его рука сжимала в кулак юбку ее платья. — Не хочу, чтобы ты пропустила хоть мгновение.

И она не хотела этого тоже, потому наблюдала, как он дюйм за дюймом задирает ее платье. Обнажив сначала икру, потом — колено, пока в отражении не появилось одно бедро и ноги ее не ослабли. Он остановился.

Девлин поцеловал ее за ухом, а затем прижался щекой к щеке. Она видела в отражении, как он наблюдает за тем, как поднимает юбку к талии, сдвигая материал набок, обнажая ее.

— Твою мать, — прорычал он.

Ей понравилось то, как он сказал это, так, что ее бедра дернулись в ответ.

— Без трусиков?

— Не хотела, чтобы их было видно под платьем, — ответила она, чувствуя, что начинает краснеть. — А стринги я ненавижу.

— Ммм. — Его бедра прижались к ее заду, и она почувствовала, как он напряжен.

— Шалунья.

Она разжала зубы, прикусывавшие губу, и улыбнулась.

— Ты не одобряешь, Девлин?

Он стиснул ее грудь, вызвав у ее стон, когда злобный укус боли тут же сменился удовольствием.

— Я, мать твою, никогда еще ничего не одобрял настолько. — Затем он повернул голову, проведя губами по ее щеке, все так же глядя на нее. — Прекрасно. Просто прекрасно. Подними ногу.

Она резко выдохнула. Опершись ладонью на его руку немного выше кулака, сжимавшего ее платье, она балансировала на одной ноге, пока не поставила вторую на край кровати.

Она была нага и открыта его взгляду, и, о, боже, он смотрел жадно и пожирающе, и она хотела, чтобы ее пожирали. Поглощали. Взяли.

— Ты… — Он поцеловал ее подбородок, а потом поднял голову, чтобы снова посмотреть прямо в отражение. — Ты восхитительна. Абсолютно восхитительна. Посмотри на себя.

Она смотрела.

— Ты… сложная.

Снова это слово. «Сложный». Она прочувствовала его до основания. Да. Прочувствовала вплоть до того, что бедра ее задрожали… задрожало все ее тело. Она стояла очень тихо, позволяя мужчине, который наполнял ее одновременно иррациональной яростью и похотью, рассматривать себя всю, мужчине, который был незнакомцем, способным глубоко ранить словами и способным заставить ее потерять голову от поцелуев. Сложно. А она не была робкой женщиной. Ей нравилось думать, что она довольно предприимчива, когда дело доходит до секса и веселого времяпрепровождения, но это все было для нее ново и выглядело иначе. Это все обнажало ее чувства, делая ее уязвимой и слишком напряженной. Она никогда не чувствовала себя так, ни с кем. Так что, да, это все было сложно.

— Держи платье, — тихо велел он.

Рози исполнила приказ без вопросов. Она держала платье так, чтобы оставаться обнаженной для него… для них.

Теперь, когда его руки освободились, он двинулся к ее обнаженным бедрам. Ее сердце пыталось выпрыгнуть из груди. Она сразу же заметила это. Не то, что кожа ее была темнее, чем у него, и не то, какой большой была его рука на ее бедре, а то, как ощущалась его ладонь. Какими шершавыми были его руки. Они напоминали ей руки Йена. Руки того, кто работал ими, и это поразило ее, потому что она не думала, что его ладони и подушечки пальцев будут такими мозолистыми. Она считала, что его руки будут гладкими и нежными. Не привычными к работе.

Она дернулась назад, к его эрегированному члену, и он простонал:

— Шире.

Она раскрылась, насколько могла раскрыться, не потеряв равновесия. Эта рука на ее бедре очень долго не двигалась. Казалось, прошла целая вечность, пока прохладный воздух омывал ее разгоряченную плоть.

— Я вспомнил кое-что еще. — Он скользнул ладонью вдоль внутренней поверхности бедра. Ведя ее все ближе и ближе туда, где все томилось и пульсировало. — О той ночи, когда я умер. Там не было туннеля, — сказал он, и она задрожала, когда его палец прошелся по сгибу бедра, а затем отвел ладонь, погладив его внешнюю часть. — Но было так чертовски холодно. Никогда раньше я не чувствовал такого холода. Глубокого, бесконечного, не физического. Ты понимаешь? Мерзла не моя кожа и не мои кости. Замерз я сам. С тех пор я всегда чувствую этот холод.