Лунный свет

Лишенные аудитории, которую надо развлекать, они впали в молчание. Остин исподтишка поглядывал на жену, стараясь понять, что происходит в ее голове под задорной шляпкой, но был не ближе к истине, чем раньше. Он понимал причины ее гнева. Он поплатится головой, когда герцог узнает, что они снова вместе. Сделает ли это ее счастливее? Или разозлит еще больше? Она совершенно не выразила ни капли привязанности к нему. А были ли вообще у нее какие-то чувства к нему? Или они угасли, пока она была в Лондоне? Возможно, она научилась наслаждаться соблазнами, на которые так щедр Лондон. Как ему найти к ней подход?

Обри считала его молчание равнодушием. Он дал понять, что не позволит ей допускать ошибки, но зачем? Сейчас он не проявлял к ней никакого интереса, не задавал вопросов, даже не ругал за ее поведение. Он получал ее деньги и явно не интересовался ее обществом; почему лее он довел себя до изнеможения, чтобы только не дать другому завладеть ею? Его вопросы прошлой ночью давали только один ответ. Он хотел быть уверенным, что она носит его наследника, прежде чем освободить ее от брака по расчету.

Придя к такому заключению, она упрямо выпятила подбородок. Она не будет носить ребенка просто ради его родословной. Очень возможно, что она никогда не будет иметь детей. От мысли о воркующем малыше Пегги и паре очаровательных Адамсов на глаза у нее навернулись слезы. Ей захотелось узнать, остались ли Адриан и Эмили в Девоне, и увидит ли она когда-нибудь их и их детей. Однако она чувствовала себя больше на месте у Алвана и Пегги. А это значило присоединиться к семейному сборищу, включая сюда и ее отца, и разношерстных высокопоставленных родственников, где ей придется научиться быть послушной, чтобы ее допускали к племяннику.

Но по мере того, как карета двигалась вперед, неприятное чувство в желудке возвращалось, и новое подозрение постепенно вытеснило прежние безрадостные мысли Обри. Остин говорил ей, что он и Луиза не зачали ребенка за два года брака, что в сравнении с несколькими ночами давало очень мало шансов на успех. Алван и Пегги были женаты почти год, прежде чем Пегги забеременела. А одним из первых признаков ее беременности была утренняя тошнота. Так что ежевечернее недомогание Обри не могло быть тем, в чем ее подозревал Остин. Она не может быть беременной.

Но если это не так, тогда с ней что-то должно быть не в порядке. Обри отчаянно попыталась припомнить, когда в последний раз требовались подкладки, и не смогла. Последние месяцы были такими беспорядочными, что неудивительно, если бы месячные наступали нерегулярно, но тошнота подкатывала к горлу более чем регулярно.

Когда экипаж нырнул в особенно глубокую выбоину, Обри позеленела и отчаянно замахала руками. Остин приказал остановиться и быстро вынес ее из экипажа, заботливо придерживая юбки и накидку, пока она, склонясь у обочины, избавлялась от остатков их позднего завтрака.

Мэгги намочила тряпки в ближайшем ручье, но прежде они позаботились устроить Обри поудобнее в экипаже и успокоили ее, что не случилось ничего худшего, чем усталость. Затем они поехали медленней, и кучер теперь внимательнее наблюдал за дорогой.

Остин озабоченно смотрел на бледные щеки своей жены.

– Когда мы последний раз путешествовали, вы не были склонны к тошноте. Когда мы прибудем в Саутридж, я пошлю за врачом.

Свернувшись под теплой меховой шубой, Обри из-под полуопущенных ресниц наблюдала за беспокойством мужа. Рвота прекратилась, но Остин выглядел явно обеспокоенным. Бедняга, он совершенно не готов наблюдать, как леди извергают пищу. Но он героически пытался помочь, так что она должна ответить.

– Сейчас мне хорошо. Я думаю, вчера съела что-то, что решило со мной поспорить. Мне жаль, если я побеспокоила вас, – пробормотала она.

Остин запустил ей в волосы руку и нерешительно посмотрел на нее. Она была бледной, но в глазах не было жара. След улыбки появился в уголках его рта, и ему захотелось трясти ее до тех пор, пока не вытрясет из нее правду, но он был не в том положении, чтобы требовать откровенности.

– Предоставим решать это вашей тете. Она в этих вещах опытнее, чем я. Вы недолго чувствовали себя таким образом?

– Только после того, как покинула Лондон, – успокоила она его. – Мне совсем хорошо. Не расскажете ли вы мне о вашей сестре и ее семье? Они еще в Девоне?

Пока он был расположен говорить, она хотела вытянуть из него как можно больше.

– Нет. Я сожалею, но они отплыли месяц назад. Я надеялся задержать их на зиму, но обстоятельства… – Остин запнулся и начал снова: – Они оставили для вас письмо. Я думал, моя мать переслала его вам.

– Возможно, вы не объяснили ей, что я не вернусь, чтобы его прочесть, – предположила Обри сдержанно.

– Нет. Да. Оставим это, Обри. – Остин в смятении смотрел на нее, его волосы сейчас спутались и падали на лоб, а глаза горели синевой и злостью. – Мы должны поговорить.

– О чем? О том, как лучше использовать мое наследство для спасения аббатства? Я не чувствую себя настолько хорошо, чтобы это обсуждать. Я думаю, что ненадолго засну, если вы не возражаете.