Лунный свет

Озорной взгляд зеленых глаз поверх бокала пронзил его сердце.

– Есть, но я не скажу вам фамильного девиза. Вам должно хватить ума, чтобы изучить нашу семью так же тщательно, как мой отец изучил вашу. А почему Этвуды избрали для своего герба ястреба?

Ублаженный бренди и хорошей едой, расслабившийся в обществе красивой женщины, Остин позволил унынию последних дней раствориться в покое ночи.

– Этвудов всегда тянуло в леса и поля, а не в цивилизованное общество. Ястреб – хищная птица, не склонная к обществу себе подобных. Он сражается, когда нападает, но не убивает ради самого убийства. А ваши львы славятся способностью перебить все стадо. Думаю, именно поэтому ваша семья достигла герцогства.

Обри улыбнулась удачному сравнению. Амбиции Берфор-дов не являлись секретом, но она подозревала, что ее отец был последним их носителем. Стремления дяди Джона не простирались дальше регулярного выигрыша в наполеон, а интеллигентность Алвана находила другое применение, не касающееся политики? Только ее брат мог бы продолжить семейные традиции или кто-то из ее будущих детей.

При этой мысли ее глаза разгорелись. Ребенок от Остина должен быть таким же яростным и гордым, как любой Берфорд, но властность Берфордов смягчится любовью Этвудов к природе и семье. Отец Остина был худшим представителем традиций Этвудов, но женское чутье подсказывало ей, что Остин будет защищать свое потомство не хуже любого ястреба. Впервые она поняла, что означает выбирать себе мужа. Она должна не только выбрать человека, который придется ей по душе, но и такого, который воспитает ее детей такими, какими она хочет их видеть.

– Что касается меня, я бы выбрала деревенского сквайра, который любит животных и детей. В конце концов, что дает титул? – тихо спросила она.

Остин понял, что ступил на опасный путь, и стал осторожным. Он не верил ни тому, что она предпочла бы сельского сквайра, наподобие ее дружка Эверетта, ни тому, что она удовольствовалась бы сельской жизнью в нищете или даже мещанским комфортом. Она стремилась к высшим, избранным кругам, но еще не поняла этого. Когда-нибудь она этому научится.

– Ваш титул и ваше богатство означают принадлежность к миру, где царит большая ответственность, Обри. Вскоре вы это поймете. Вас холили и лелеяли всю вашу жизнь. Я же не способен предложить вам равноценную позицию. Когда-нибудь вы подрастете и поймете, что такое жизнь.

Поняв по ее возмущенному взгляду, что зашел слишком далеко, Остин неохотно встал из-за стола. Вечер подошел к единственно возможному завершению.

– Я не ребенок, Остин.

Обри поднялась, чтобы встать напротив него, гордо подняв голову.

– Да, у вас тело женщины, Обри, могу вас в этом заверить. – Он мечтательно посмотрел на полные изгибы грудей, обтянутых платьем. – Но вы понимаете, что означает быть женщиной, не лучше новорожденного. Существует мир, которому вы принадлежите, вы не можете вечно прятаться от него за вашими зверьками и шалостями. Когда вы научитесь ответственности, которой требует ваше имя и происхождение, тогда вы станете женщиной. И я для вас в этом неподходящий учитель. Доброй ночи, любовь моя.

Ласковое обращение и поцелуй, запечатленный на лбу, были совсем не тем, на что рассчитывала Обри, и она внутренне разъярилась, когда за ним закрылась дверь. Что ей сделать, чтобы этот мужчина увидел в ней женщину, а не ребенка? Завести любовника?

Это не показалось ей лучшим решением, и она отправилась спать, так и не поумнев.

Глава двадцатая

Сентябрь принес дожди и холода, и почерневшее пшеничное поле вскоре покрылось дымкой зеленых ростков. Остин послал одного из вновь нанятых людей вспахать стерню под репу. Ячмень и овес были убраны, и пришло время сеять озимые.

У него хватало фуража, чтобы прокормить скот всю зиму, не покупая кормов, но потребность в деньгах нарастала. Цены на шерсть упали, и он решил продать овец – они не давали здесь такой прибыли, как в горах. Пастухам следовало бы найти лучшее применение.

Солнце взошло и прогрело воздух, когда Остин верхом выехал на свои земли наблюдать за сбором остатков урожая и началом пахоты. Письмо, полученное днем раньше, рассеяло остатки его сомнений по поводу пожара, но сейчас его занимали другие мысли. Остин бился над этой задачей, пока ехал верхом.

Сообщение, что Адриан обнаружен, – слава Богу, живой – заставило его задуматься о другом. Скоро Обри исполнится восемнадцать лет, и все условия их контракта будут выполнены. Он освободит ее, как только вернется корабль и он сможет вернуть приданое герцогу. Он знал, что для Обри будет лучше, если он отпустит ее, но мысль провести зиму в одиночестве тяготила сердце Остина. Он не мог представить, как проживет без Обри.