Он не мог этого больше выносить, но она держала его за руку.
– Я хочу кое-что тебе показать.
– Что?
– Нашего дорогого малыша, – сказала бабушка.
Она взяла бурый томик «Цветочков» и раскрыла на странице, заложенной игральной картой. Дед увидел синюю рубашку с белыми полумесяцами. Бабушка умелым движением протянула ему карту, но дед не хотел видеть картинку и переворачивать ее не стал.
Когда он вернулся домой, дядя Рэй и моя мама спали на диване перед телевизором. Передачи давно закончились, по экрану бегали муравьи электромагнитных шумов. Свет был погашен, серая рябь телевизора скрадывала цвета. Дядя Рэй сидел на краю дивана, уткнувшись подбородком в грудь. Мама лежала калачиком, положив голову дяде Рэю на колени, а тот обнимал ее одной рукой. Губы у нее были выпачканы чем-то темным – красным, если судить по недоеденному карамельному яблоку на журнальном столике.
Сцена была милая, уютная, но деду сделалось не по себе. Ему было не по себе от мерцания телевизора. Оно напоминало о блуждающих огоньках, свете гниения.
Дед подошел к телевизору. За мгновение до того, как он нажал кнопку выключения, бьющая с экрана пена энтропии сложилась в осмысленное изображение. У деда по коже пробежал мороз. Мгновение он стоял как в столбняке, глядя на знакомую картинку. Дырки вместо глаз. Черный разрез носа. Зазубренная ухмылка. Когда позднее он прочел в газете, что для заключительной передачи «Склепа Невермор» Барри Кан взял вырезанную тыкву, зажег внутри свечу и оставил огонек на сорок пять минут в эфире, у деда возникла гипотеза. Быть может, изображение осталось на фосфорном покрытии катодной трубки или отразилось под углом в атмосфере и вернулось, электронный выходец с того света.
Он выключил телевизор. Негативное изображение тыквы оставалось на сетчатке, пока и оно не погасло, как блуждающий огонек, как пламя озарения. И пока глаза не привыкли, комната была совершенно темна.
– Помнишь книгу, которая мне нравилась в детстве, «Странные дела»? – спросил я маму в тот вечер за кухонным столом, когда мы смотрели на ухмыляющийся конский череп с безумными мандалами глаз.
«Странные дела» К. Б. Колби, сборник историй о «необъяснимых» событиях и паранормальных явлениях, были бестселлером шестидесятых-семидесятых и одним из главных текстов моего детства.
– Там была похожая история, – продолжал я. – Если не путаю, передача, заставка телестанции в Хьюстоне, штат Техас, внезапно появилась на экранах британских телевизоров. Причем через много лет после того, как телестанция закрылась. Никто не знает, откуда пришел сигнал и где он был все это время[27]
{89}.– Хм, – сказала мама.
– Может, дедушка видел что-то такое.
Мама посмотрела на меня. Она уже выпила две порции драмбуи, так что даже не попыталась смягчить взгляд.
– А может, нет, – сказал я.
Она поставила череп обратно на полотенце в бурых потеках, завернула и убрала в коробку из-под «Олд кроу». Я нашел рулон скотча, и мама заклеила коробку по всем швам, чтобы содержимое не выглянуло или, может быть, не сбежало ненароком. Она ушла с коробкой под мышкой, и больше мы к этой истории не возвращались.
XX
В Фонтана-Виллидж было много художников. Они писали детальные масляные портреты самолетов Второй мировой, натюрморты с раковинами, ностальгические темно-охристые картины местечковых свадеб. Свои творения они выставляли на ежегодной ярмарке в вестибюле Досугового центра.