Лунный свет и дочь охотника за жемчугом

Вместе с проводником они устраивают возле ручья недолгий привал. Вода журчит тонкой струйкой, как моча. В стоячей воде нашел укрытие случайно забредший броненосец. Вдоль берега в ряд выстроились чахлые эвкалипты, но люди выбирают тень под ветвями старого засохшего баобаба. Лошади ржут и вздрагивают, мясистые мухи цепляются за их подрагивающие ресницы. Ствол дерева у основания такой широкий, что потребуется сотня шагов, чтобы обойти его кругом. Паркер даже пытаться не хочет, у него нет никакого желания плестись в тяжелых сапогах с налипшими комьями грязи, потому что нет уверенности, что его ноги выдержат обратный путь. А он из тех, кто любит определенность.

На его губах пузырятся волдыри, кожа стала очень красной, в носу стоит едкое зловоние его собственного тела. Обезумев от жажды, он приваливается к прохладе дерева.

– Мистер! – настойчиво шипит проводник.

Паркер пристегивает ружьё на ремень и подходит к проводнику, который стоит, задрав вверх голову. Утес зарос спинифексом, но из-за слепящего света больше ничего не видно. Солнце бьет прямо в глаза, приходится почти полностью зажмуриваться. Однако там наверху что-то перемещается, в этом у него теперь нет сомнений. Разглядев темную фигуру, он дёргается к ружью, ловко скинув ремень с плеча. С колотящимся сердцем он поводит плечами и прицеливается в силуэт. Фигура заслоняет собой заходящее солнце, и вокруг неё разливается яркий свет. Паркер прищуривается, медленно отводит палец на спусковом крючке назад, моргает, отгоняя кровавых мушек, как раз вовремя, чтобы увидеть, что фигура подняла в ответ копье.

Глава 39

Аксель был поражен, когда увидел, что Элиза вернулась к ожидавшему ее люггеру с телом отца на корме. Но ещё больше он изумился, когда понял, что мужчина все ещё дышит. Времени на объяснения было мало, пока они сначала поднимали его на борт, а потом торопливо оценивали его травмы. Они лихорадочно вливали ему в рот воду, пока он в панике с шумом глотал воздух ртом. Квилл на острове сторговался с Келли, выменяв йод, иглы, нитки, бинты, немного сухого антисептика и пузырёк опия.

Они не стали дожидаться утра, чтобы пуститься в обратный путь в Баннин. Как только убедились, что запаслись всем необходимым, подняли паруса и покинули Невермор. Воздух был влажным, луна медленно начала таять. Только после того, как судно встало на курс, Квилл погрузился в беспокойный сон, а Аксель осмотрел каждую рану на теле ее отца, Элиза позволила себе расслабиться. Дрожащими руками она взяла оловянную тарелку, перевернула ее и в свете фонаря уставилась на своё искаженное отражение. Кровь отца размазалась по щекам, впиталась в складки на шее. Она вытерла губы, почувствовав вкус железа, одернула юбки, испачканные алым, и прощупала места, где ветки разорвали кожу и ей.

– У него глубокие раны на ногах, сильно разодраны руки, – сказал Аксель, когда они перешёптывались, выйдя из каюты. – Нужно всё это дезинфицировать и наложить швы, но у него опасное обезвоживание. Это все ещё может угрожать жизни. – Он заглянул в приоткрытую дверь, а затем вновь посмотрел на Элизу. – Черт возьми, как он вообще оказался на тех деревьях? Что, во имя всего святого, он там делал?

Она покачала головой и уставилась на отца.

– Мы не узнаем, пока он достаточно не окрепнет, чтобы рассказать нам. Сейчас ему нужен покой. – Ее слова звучали спокойно, но сердце пылало.

* * *