Лунный свет[ Наваждение Вельзевула. "Платье в горошек и лунный свет". Мертвые хоронят своих мертвецов. Почти конец света]

— Ах ты… — в сердцах выругался старший следователь. — Сейчас выезжаю.

Одеваясь, Евграф Акимович чертыхался на чем свет стоит. Да и то! Убитый числился у него под кличкой Ласточка, и Акимыч считал его ценным агентом. Вот уже восемь месяцев сидел он в свите «Михалыча», одного из заправил крупной банды, не самого, правда, крутого, но все же… И вот такая непруха…

Глава третья

Отделение было закрыто «по техническим причинам». Эксперты свою работу уже сделали. К приезду Евграфа Акимовича милицейская бригада уже составила первый рапорт, из которого следовало, что гражданин Шалыгин Валентин Павлович был убит путем удушения простыней, свернутой жгутом.

Евграф Акимович пожелал осмотреть место происшествия. Его сопровождал молодой следователь райотдела Таратайкин — второй год после юрфака, но, как утверждало начальство, «весьма перспективный».

— Вот, товарищ старший следователь, тело обнаружил банщик Анатолий Возжухин, он здесь уже двадцать два года бессменно работает. — «Небось хлебное местечко», — мельком подумал Евграф Акимович. — Убитый лежал плашмя на верхней полке.

— А почему никто раньше его не обнаружил?

— Здесь две кабинки, — охотно пояснил Таратайкин, — когда нет особо важных гостей, открыты обе. В этот раз было трое из «деловых». Для них у банщика ключик есть. Когда они парятся, никто войти не может.

Шалыгин, очевидно, присоединился к ним уже в мыльной, поскольку банщик утверждает, что почетные гости пришли втроем, заплатили три тарифа, взяли простыней шесть штук, шесть веников новеньких, не пользованных: три березовых и три дубовых, пузырек эвкалиптовой настойки и отправились париться. Отдыхать вышли все вместе, втроем. Обмотавшись простынями, заглянули в бар, где выпили бутылку армянского коньяка, закусили бананами. «Вот сволочи», — почему-то не одобрил Евграф Акимович. Снова ушли париться. Затем оделись и вышли. Все так же втроем. Шалыгина никто с ними не видел. И кабинку тоже долго еще, с час, Возжухин не открывал, поскольку народу было мало — баня нынче дорогая, — а уж потом, часам к двум, когда стали появляться любители и завсегдатаи, открыл, заглянул для формальности — проверить, все ли в порядке, — и обнаружил труп.

— Что курили? — спросил Евграф Акимович.

Следователь смешался, потом сказал:

— Окурков в бане не было никаких. Бармен все пепельницы очистил.

— Места, где сидели, осмотрели?

— Так точно. На одном кресле между сиденьем и спинкой нашли расческу импортную с зеркальцем. Но после них здесь уже были другие посетители. Так что, чья она, пока не ясно.

— А что с одеждой Шалыгина?

— Ничего интересного. Разве что в бумажнике однодолларовая бумажка, откатанная на ксероксе одной стороной, на обороте которой надпись: «Не забудь отца радного».

— Банщик их давно знает?

— Говорит, были раза два с большой компанией, лиц не помнит, имен не знает. Одного дружки окликали вроде Магометом, а может, Махмудом, но авторитетов в той компании как будто не было, поскольку Возжухин пару раз Михалыча видел, когда ребята на всю ночь «люкс» арендовали, а Возжухина в помощь банщикам призывали, чтобы, значит, сервис был на высоте. На двоих парильщиков по банщику. А было их всего шестеро да шесть девок.

— Ладно! Все подробно напишешь и мне пришлешь. Да не забудь словесные портреты всех троих. Опять же свидетелей желательно отыскать. Кто-нибудь из завсегдатаев в этот раз мылся?

— Спрашивал, — безнадежно махнул рукой Таратайкин. — Были, говорит, шапочные знакомые. Парочка. Один — летчик бывший, ныне «кадровый» алкаш, где живет, не знает, а звать Аркашей. Второй, Мишаня, вроде слесарит где-то, место жительства опять же неизвестно.

— Ну ищите, действуйте. Хотя… — И Евграф Акимович, махнув рукой, пошел к выходу.

Глава четвертая

Просматривая рапорта об убийстве Шалыгина — Ласточки, безвестного алкаша Фильки и смерти Николаева, Евграф Акимович явственно чувствовал, что чем-то они все связаны.

Старший следователь посидел, перечитывая опись вещей, сделанную в спальне покойного Николаева, и вдруг чуть не задохнулся. Да как же он сразу не обратил внимания. «Старый дурак! Все хочется как побыстрее, чтоб начальству доложить! А такого вещдока не заметил!» В списке под номером двадцать девять значилось: декоративная американская банкнота «один доллар». Ксерокопия. Надпись на обороте: «Не забудь отца радного». Так и написано: «радного».

Евграф Акимович захлопнул папку, вызвал машину, спрятал дела в сейф и поехал в издательство. Здесь он прошел в кабинет директора, удобно устроился в мягком современном кресле и приветливо сказал:

— Искренне соболезную вам, Виталий Алексеевич, по себе знаю, как тяжело переживать кончину одного из работников, тем более дельного, тем паче близкого друга.

— Да, это трудно. Не знаю уж, как теперь и быть. Поскольку у Никиты в руках были все нити в деловых кругах. Не представляю, за что и браться. Все дела остановились.

— А зарплата у Николаева большая была? Жил-то он вроде широко. Квартиру купил на Петроградской, обставил, да и наркота в немалые деньги обходилась.