– …но её исполнение, как вы и сказали, обладает неоспоримой прелестью. – Мистер Форбиден взглянул на меня – с той мягкой насмешливостью, к которой я успела привыкнуть, – и обратился уже ко мне. – Ваша игра не самая техничная, но в ней есть душа. Ваш голос не обладает должной силой, а интонация его не самая чистая, но он искренен. В вашей песне я услышал и неподдельные эмоции, и истинную страсть. И подобное куда больше впечатляет меня, чем самый прекрасный голос и самое виртуозное исполнение, за которыми не стоит ничего, кроме холода самолюбования. – Ослепительно улыбнувшись обескураженной Элизабет, он галантно, но непреклонно высвободил свою руку из её пальцев, чтобы встать с софы. – Не относится ни к кому из присутствующих, конечно же.
Булавка в моём сердце незамедлительно исчезла.
– Вы слышали самого Листа? – восторженно уточнила Эмили.
– Посчастливилось бывать на его концерте во время моих путешествий.
– О, как я вам завидую!
– Вы, должно быть, очень много странствовали, мистер Форбиден? – спросила Бланш. В её огромных глазах сияло столько детского любопытства и неподдельного восхищения, что Джон посмотрел на хозяина Хепберн-парка уже ревниво. – И, должно быть, много разного видели и слышали в этих странствиях?
Мистер Фoрбиден, не отводя взгляда, улыбнулся – мне одной; и я невольнo улыбнулась в ответ, вновь вспоминая наши встречи у «Белой вуали».
Конечно, Шекспир был далеко не единственной темой наших разговоров. Как и другие писатели, хотя мы успели обсудить далеко не одного – и, к моей радости, сошлись даже во взглядах на «Трёх Мушкетёров», которых не разделял никто из моего окружения. А вот мистер Форбиден, как и я, считал кардинала абсолютно правым как в своём желании не позволить наглецам-мушкетёрам преступать закон и убивать людей на дуэлях из-за своих мелочных обид,так и в стремлении изобличить королеву, являвшуюся изменницей и изменщицей, обманывавшей супруга и чинившей заговоры против его страны. Он жалел Миледи, весьма саркастично относился к благородному графу де Ла Фер, без колебаний решившему вздёрнуть любимую супругу на ближайшем суку без суда и следствия, – и говорил, что Дюма фоморски талантлив, если умудрился написать эту историю так, что читатели в итоге сочувствуют вовсе не тем героям, которым стоило бы сочувствовать на самом деле… однако мы говорили о многом, пока сидели у водопада или ехали бок о бок по вересковым полям. И мистер Форбиден много рассказывал о странах, которые ему довелось повидать в своих путешествиях – а последние годы, как я поняла, он только и делал, что путешествовал. Рассказывал о чудных городах, странных обычаях, чужих людях и фантастических существах, живущих бок о бок с ними, как наши фейри. Рассказывал, как в суровых арктических землях Канады – судьба занесла его даже туда – он нашёл рядом с мёртвой матерью-волчицей нескольких полярных волчат, из которых к тому времени ещё жив был только один. Теперь этот волчонок вырос в красавца-волка, а во время наших бесед лежал у моих ног, инoгда тыкаясь холодным носом мне в руку, как собака; и я гладила его загривок, любуясь снежным, с небольшой рыжинкой мехом и пушистым хвостом.
Ещё мистер Форбиден рассказывал о диковинных вещах и изобретениях, которые он повидал в своих странствиях. Как по чужим странам, так и по нашей родной. О фотографиях и электрических лампочках, о телегах с электромотором, которые ему показывали в Руссианской империи,и телеграфах, которые уже могли передавать не только текст, но и изображения. О том, что раньше могли творить только маги, а теперь созидали простые смертные.
«Неужели может случиться так, что когда-нибудь нужда в магии отпадёт? – спросила я у него тогда, слушая его со смесью приятного волнения и недоверия. – Если однажды эти изобретения станет доступны каждому…»
«О, нет, – ответили мне. – Я надеюсь, у нас хватит ума не вытеснять магию технологиями, а позволить им мирно идти рука об руку. Тогда наш мир может достичь истинной гармонии… и величия. Но кто знает».
– Да. Я видел и слышал многое, – наконец молвил мистер Форбиден, отвечая Бланш. – И выступление герра Φеренца, должен признать, было одной из самых удивительных вещей среди всего этого.
Отец с улыбкой качнул головой:
– Так вы ещё и тонкий музыкальный ценитель, мистер Форбиден? Воистину многогранная личность.
– Вы льстите мне, мистер Лочестер. Ничего подобного.
– Полно. Вы пролили бальзам на душу старика. Я всегда любил игру Ρебекки, но когда твою дочь сравнивают с самим герром Листом, это чего-то да стоит. – Отец мягко махнул рукой в мою сторону. Кажется, он и правда был горд и растроган. – И всё-таки порадуй свою матушку, Ребекка. Исполни что-нибудь… подобрее.
Я не стала упрямиться, покладисто заиграв прелюдию Баха. Одну из тех, что попроще, романтичную, мелодичную и светлую. В конце концов, настроение у меня и правда изрядно улучшилось.
Какая же я глупая. Из одной улыбки, за одну-единственную песню успела придумать себе невесть что.
Это так… по-девичьи.