Электронные и бумажные СМИ конца девяностых уже вступили на скользкий путь молодой проститутки, ищущей подходящего сутенера. Общественное сознание погружалось в густой туман домыслов, слухов и дутых сенсаций. Политическая ориентация граждан приобрела религиозный характер. Для кого-то пророком становился Зюганов, кому-то нравились проповеди Жириновского, многие причислили к мессии похожего на микеланджеловского Давида Бориса Немцова, а склонные к либеральному сектанству провозгласили Богоматерью Валерию Новодворскую. Одни лишь алкаши оставались верными первому президенту России, божественное происхождение которого они горячо обсуждали в долгих очередях на пунктах приема стеклотары.
Немудрено, что в ядовитой атмосфере информационных испарений воспаленный человеческий мозг порождал сонм чудовищ. Ни у кого не вызывало сомнений, что адова кухня располагалась на Лубянке. Все, кто просачивался из её массивных дверей, по мнению обывателей, были обязаны иметь рога и копыта, исходить запахом серы и затевать скандалы в общественном транспорте.
Коллективное сознание, подпитываемое прокисшим бульоном газетных публикаций, решительно отказало неприкаянным чекистам в праве иметь непорочные души. А между тем в на "адовой кухне" кипели нешуточные человеческие страсти. Младшие офицеры, верные ленинским заветам, разъезжали на своих "копейках" и "шестерках" по штаб-квартирам коммунистов, расколовшихся как императорский фарфор на сотни осколков. По крупицам несли маленькие тайны, что удавалось выудить в секретных документах. К самому крупному осколку коммунистов -- Геннадию Зюганову, наведывались и более высокие чины, откладывая свои потайные яйца в его корзине, после чего тут же выезжали, чтобы наполнить яйцами лукошки их политических оппонентов. Наиболее богатую чекистскую кладку оставляли в приемных Ходорковского и Гусинского. Оба щедро спонсировали левых, но прежде всего -- своих союзников-либералов.
Лубянская обитель была средоточием и более понятных в миру внутривидовых разборок. Все, от младшего лейтенанта до майора включительно, жили большой корпоративной семьей, своеобразным чекистским братством. Не было среди них противоречий, да и что делить, если даже полковники в свободное от службы время подрабатывали таксистами, несли вахту в ночных клубах или выступали разводящими в многочисленных криминальных разборках. Я тоже в бытность полковником, подрабатывал у соседей ремонтом и делал сносную мебель для их кладовок.
И все же, начиная от полковника и выше, между членами ордена "плаща и кинжала" нарастала отчужденность. В этом постном слое первичных начальников царил дух здорового соперничества и нездорового злопыхательства. Все в точности так, как бывает в любом, даже самом рядовом гражданском учреждении. Но, сравнивая гражданский мир с чекистским, могу ответственно свидетельствовать о более выдержанных взаимоотношениях в коллективах последних.
На гражданке был сплошной курятник: кто занял шесток наверху, -- имел полное право метить помётом нижепримостившихся. Нечто подобное среди военных проявлялось в интервале полковник -- генерал. Но и тут здоровое соперничество сдерживалось понятием офицерской чести. Честь офицера -- это не пустой звук, как бы не пыталась расшалившая общественность загнать ее носителей под нравственный плинтус. В то же время на самом верху между силовыми ведомствами разгорались совсем нешуточные конфликты.
После раздела некогда всесильного КГБ на самостоятельные организации, наиболее приближенными к власти оказались связисты ФАПСИ. ФСБ своими реляциями власть огорчала и раздражала. Разведчики, ушедшие в ясеневские леса, поставляли совершенно неконвертируемую информацию и лишь связисты, сканирующие провода, кабели с невидимым эфиром, могли вовремя предупредить, когда большому бизнесу угрожает опасность или кто из ретивых политиков роет под монарший трон. Нет, конечно, все ветви разведсообщества по-прежнему добывали информацию, предотвращали теракты, ловили шпионов и даже вербовали за рубежом агентуру. Не всякий западный человек мог выпить столько, сколько "заливал за воротник" наш рядовой разведчик. А если такому падшему представителю свободного мира пообещать по утру огуречный рассол в обмен на подписку о секретном сотрудничестве, результат был вполне предсказуем.
***