Луны морозные узоры. Часть 2

Письмо я не показала никому и, перечитав еще дважды, сожгла. Герард не прав — это и моя вина тоже. Я отвечала за вверенных под мое покровительство девушек и не смогла позаботиться о них должным образом. Я не уберегла лучшую подругу, не досмотрела, не помогла. Я потеряла навсегда и Айянну, и Кадиима, артефакт, похоже, исчез, затерялся на улицах Салины, а то и на просторах Афаллии. И хуже того, где-то в другой стране осталась дочь Айянны, если девочка, конечно, еще жива, будущая земная сестра Серебряной, сирота, обреченная на жалкое существование, малышка, которая никогда не узнает ни тепла матери, ни опеки отца, ни заботы любящей семьи, ни защиты храма богини. Я могла бы снова обратиться к Герарду, могла бы попросить Мартена и Джеймса помочь в ее поисках, но даже я, далекая от бедной жизни, от истинных представлений о сиротских приютах и трущобах, понимала, сколь ничтожны шансы разыскать безымянную, безвестную девочку двух с половиной лет в огромном городе. Единственное, на что мне остается надеяться, что хоть на каплю примиряет меня с несправедливостью произошедшего — Айянна никогда не бросила бы свою дочь, даже зачатую от злого, нечестивого человека, в приюте. Подруга не могла, просто не могла так поступить, она должна была оставить дочь там, где о ней бы позаботились как должно, Айянна не обрекла бы свою плоть и кровь на убогую жизнь в нищете, не подкинула бы одаренную милостью Серебряной на чужой порог и не забыла бы о ней в тот же час. Даже если бы Айянне пришлось так поступить, то потом, когда она стала любовницей проклятого, когда положение ее несколько улучшилось, она бы обязательно вернулась за дочерью, тем паче, Герард готов был заботиться о ее ребенке.

Или, быть может, Айянна доверила новорожденную дочь Кадииму, наказала ему стать хранителем следующей лунной сестры?

Как бы там ни было, я не могу думать о подруге плохо и не стану. Как бы там ни было, я буду чтить память Айянны и верить, что за гранью подруга обрела желанный покой, что у ее дочери все сложится хорошо и Серебряная не обойдет земную сестру милостью своей.

Как бы там ни было, мне не остается ничего иного.

* * *

В конце лета мы получаем приглашение на бал во дворце Его светлости герцога Верейского. Это мой последний выход в свет перед родами — пусть срок еще позволяет мне появляться в обществе и в Верейе нет обычая заранее удаляться в уединение родовых покоев, однако мне не хочется проводить оставшиеся месяцы на людях, среди блеска и пустой болтовни, щеголяя животом, словно я королева, носящая под сердцем долгожданного наследника. Я скучаю по тому времени, когда ждала Андреса и мы с Мартеном жили в нашем втором доме, маленьком, тихом и светлом, не будучи особами столь важными и интересными высокородным лордам. Мужья поддерживают меня, особенно Джеймс — он, кажется, уже понял, что ребенок его, и оттого волнуется, переживает сверх меры, окружает меня заботой и повышенным вниманием, что порою приятно, а порою слегка утомляет, подобно всякой крайности, — и мы едем на бал скорее из необходимости, данью ответа и благодарности за столь высокое приглашение. В Верейе мы можем выйти в люди втроем и совершенно того не стесняться, не пытаться скрывать наш брак, в котором чуть больше сторон, нежели в большинстве иных, более традиционных союзов, и редко кто решится посмотреть на нас осуждающе, высказать вслух свое неодобрение. Мужчины почти не отходят от меня, однако им нужно уделять внимание и другим присутствующим на балу, вести беседы с полезными людьми и нелюдьми, и я все же урываю минутку и возможность выйти в сад, окружающий роскошный белостенный дворец, прогуляться неспешно по усыпанным гравием дорожкам, любуясь ровно подстриженными кустами, клумбами, усыпанными душистыми цветами, великолепными скульптурами и журчащими вкрадчиво фонтанами. Вдыхаю аромат апельсинов и роз, слушаю плеск струй в каменных чашах и вздохи листвы, шелест голосов и приглушенную расстоянием музыку, доносящиеся из приоткрытых стеклянных дверей из бального зала. По аллеям прохаживаются неторопливо пары, но их еще мало, их, пользующихся моментом, не заботит красота вокруг, тихий покой вечера, наливающегося свежестью, словно спелый плод соками. Пары шепчутся о чем-то своем, тайном и, вне всякого сомнения, важном, сидя на мраморных скамейках или уединяясь под сенью деревьев, и я улыбаюсь, стараясь как можно быстрее и незаметнее проскользнуть мимо них.

Мой мир. Мое счастье. И пусть Мартен вновь начал настаивать на переезде в Феоссию из-за участившихся набегов на прибрежные поселения герцогства — мне не важно, где жить. Важно, кто будет рядом.

— Лайали?

Вздрагиваю, услышав негромкий голос позади, оборачиваюсь медленно, в защитном жесте положив ладонь на свой округлившийся живот.

— Изабелла? — шепчу в изумлении.