lurie

считай своими врагами, а всех прочих, находящихся на агоре в числе более четырех тысяч, своими союзниками". Далее он указал ему, встречаясь по дороге с прохожими, на одного-двух врагов, а всех прочих называл союзниками. Он говорил, что во всех загородных усадьбах спартиатов есть только один враг — хозяин, а союзников в каждой усадьбе много. На вопрос эфоров, сколько было, по его мнению, соучастников в заговоре, тот ответил, что и об этом сообщил ему Кинадон: руководители заговора посвятили в свои планы лишь немногих и притом лишь самых надежных людей, но они хорошо знают, что их замыслы совпадают со стремлениями всех илотов, „неодамодов" (вольноотпущенных илотов), гипомейонов и периэков; ведь когда среди них заходил разговор о спартиатах, то никто не мог скрыть, что с удовольствием съел бы их живьем. На следующий вопрос — откуда предполагалось достать оружие — он заявил, что, как сказал ему Кинадон, те из заговорщиков, которые были в рядах войска, имели собственное вооружение. Что же касается вооружения народа, то Кинадон, вместо ответа на этот вопрос, повел его в железный ряд, где показал ему много ножей, мечей, вертелов, секир, топоров и серпов. Кинадон сказал ему при этом: „Оружие такого сорта имеется у всех тех людей, которые занимаются обработкой земли, дерева или камня, да и в большей части всяких других ремесел употребляется достаточно инстру-

ментов, которые могут служить оружием для людей, не имеющих никакого другого оружия"».

Сообщение о заговоре произвело такое впечатление на правящие круги, что они не решились собрать не только народное собрание, но даже и «малую экклесию», и действовали секретным путем. Они собрались на тайное совещание, вызвали Ки-надона, дали ему, чтобы он ничего не заподозрил, почетное поручение, но когда он поехал его выполнять, его по дороге схватили, привели в Лакедемон и там убили. Расправившись с Ки-надоном и соучастниками заговора, господствующая партия парализовала восстание.

Проекты реформ

Для описываемой эпохи характерно, что каждый политический деятель Спарты выступал со своим планом реформ. Это показывает, что государство было в тяжелом положении, что старый порядок дольше существовать не мог. Лисандру приходилось бороться с сильной оппозицией Агиадов, которые были против широкой внешней политики; поэтому он составил проект, ставший известным в полном объеме только после его смерти, когда его бумаги попали в руки спартанских властей. По этому проекту в Спарте уничтожалась власть обоих царских домов, — цари должны были отныне выбираться из всех потомков Геракла, т. е. из более широкого круга спартиатов. Можно думать, что Лисандр требовал передачи этому лицу суверенной власти, предвосхищая государственное устройство позднейших эллинистических монархий. Лисандр пытался провести свой проект в жизнь с помощью Дельфийского оракула, подкупив его, но это ему не удалось.

Другой характер носил проект Павсания. Павсаний выступает против законодательства Ликурга, агитирует за переход Спарты к доликурговским временам, что означало во внутренней политике отмену эфората, в области внешней политики — необходимость руководствоваться принципами справедливости, а не насилия. Наконец, Фиброн выступает с теорией, согласно которой существуют люди от природы высшей породы, наиболее сильные, и сами боги велели им командовать всеми прочими людьми.

Когда после восстановления демократии в Афинах Павсаний вернулся в Спарту, его привлекли к суду за то, что он не взял Афин; но часть граждан, сочувствовавшая Агиадам, оказалась сильнее своих противников, и Павсаний был оправдан. Одновре-

Лисандр добился того, что в малоазийских городах ему при жизни воздавались божеские почести и ставились алтари. В этом он является настоящим предшественником эллинистических царей, которые требовали себе такого же почитания в III —II вв.

менно была проведена отмена преданных Лисандру тираний (декархий) и в городах Малой Азии.

Внешняя политика Спарты

Существенно изменилось и положение в Пелопоннесе. Спартанцы, привыкшие распоряжаться в Лаконике и в Аттике, стремились теперь командовать во всем Пелопоннесе. Они оказали поддержку происшедшим в некоторых городах Элиды олигархическим переворотам, причем в этих городах была все же сохранена видимость их автономии. Греческие полисы вне Пелопоннеса, в отличие от членов Пелопоннесского союза, платили налог в союзную казну, и в них была введена взамен декархий умеренная олигархия, основанная на местных традициях и законах, но вполне послушная Спарте.