lurie

с подобными гетерами переходили в прочную связь на всю жизнь. Так, Перикл развелся со своей женой, и, бросая вызов взглядам афинского общества, женился на гетере, милетянке Аспасии. Она была исключительно образованной женщиной и стала во главе кружка, объединившего все лучшие умы Афин. Любопытно, что в кружок Аспасии входили и женщины. Это было таким неслыханным вызовом афинским общественным нравам, что Аспасию обвиняли в сводничестве.

МЕЖДУНАРОДНЫЕ ОТНОШЕНИЯ

1. БОРЬБА РАБОВЛАДЕЛЬЧЕСКОЙ ДЕМОКРАТИИ И РАБОВЛАДЕЛЬЧЕСКОЙ АРИСТОКРАТИИ

Древняя Греция была не единым государством, а рядом рабовладельческих государств; отношения между отдельными ее частями складывались поэтому как «международные» (правильнее, как межполисные) отношения. Это, конечно, не исключало возможности общеэллинской солидарности между отдельными социальными группами, — явление, которое напоминает международную классовую солидарность в национальных государствах нового времени. Правда, тут необходимо сделать одну оговорку. Государства Эллады были рабовладельческими государствами; основными антагонистическими классами в них являлись рабы и свободные. Между тем случаев общеэллинских восстаний рабов, которые усилили бы классовую солидарность по этой линии, мы в классической Греции еще не встречаем: рабские восстания широкого масштаба присущи только

истории Рима.

«Международная классовая солидарность» классической Греции — это солидарность между однородными социальными прослойками рабовладельческого класса в различных городах-государствах.

Уже вскоре после 479 г. спартанский регент Павсаний и его группа действуют заодно с Фемистоклом, тогда как афинский правитель Кимон сплошь и рядом руководится указаниями спартанского правительства в ущерб интересам его собственного государства. С середины V в. Греция как бы распадается на два лагеря. Аристократы в Афинах и в других демократических государствах, состоя в постоянных тесных сношениях со Спартой, тайно интригуют против своих правительств, готовые в любой момент отворить врагу ворота и впустить его в город. Они радуются, когда их государство терпит поражение, возбуждают коварные процессы против полководцев-по-бедителей и т. д. Совершенно так же поступают сторонники демократической партии в Пелопоннесе, не говоря уже о бесправных группах населения, например, илотах, которые устраивают восстания при каждом несчастье, постигающем их государство, когда сила правительства ослаблена.

Чрезвычайное обилие материала, иллюстрирующее это положение вещей, — значительная часть его приведена во всех

предыдущих главах, — избавляет нас от необходимости сопоставлять его здесь. Сошлюсь только на двух достаточно авторитетных современников — Фукидида и автора псевдоксенофон-товой «Афинской политии».

Фукидид (I, 19) пишет: «Лакедемоняне заботились только

о том, чтобы у их союзников, как и у них, был олигархический строй правления». И не только у союзников: придя в сентябре 417 г. во враждебный им Аргос, «лакедемоняне свергли здесь демократию и установили любезный их сердцу олигархический строй» (V, 81). Он делает обобщение: «Повсюду происходили

раздоры между партиями демократической и олигархической, причем сторонники первой призывали афинян, а сторонники второй —лакедемонян» (III, 82, 1).

Поэтому и стала возможной попытка изображать всю античную историю, как борьбу демократии с олигархией без учета государственных границ. В таком смысле, в сущности, и трактует эту историю уже упомянутый автор «Афинской политии»: «Благородные из Афин защищают благородных

в союзных государствах, понимая, что это выгодно им самим» (I, 14). «Демократы людей из народа в союзных государствах

поддерживают, а их противников уничтожают» (I, 16). «(Афи

няне всегда находятся) в опасности, что будут открыты ворота и ворвутся враги... Если поднимают восстание, восстают в расчете на помощь врагов» (II, 15). «Афиняне принимают сторону демократов в государствах, где происходит междоусобная борьба... Подобный подобному всегда друг» (III, 10). Отсюда автор делает общий вывод: «Сколько раз ни пробовали (афинские демократы) заступиться за благородных, это не шло им на пользу» (III, 11) и, наоборот, «кто, не принадлежа к простонародью, предпочитает жизнь в демократическом, а не в олигархическом государстве, тот просто задается какими-нибудь преступными намерениями и видит, что мошеннику скорее можно остаться незамеченным в демократическом государстве, чем в олигархическом» (II, 20).