Lurk (СИ)

Его руки все еще на полу. Но его легкие наполнены ее запахом, и все его сердце снова пропитано любовью и желанием быть ближе. Стайлзу не нужны ее эмоции. Ему достаточно того, что она рядом.

— Нет, — он касается ее талии в стремлении оттолкнуть. Но его руки внезапно немеют, и Стилински не может пошевелиться, — я не хочу рисковать еще и тобой. Особенно тобой.

Лидия выдыхает весь свой страх, а затем наваливается на парня, придавливая его к стене. Она не знает, больно это или приятно, страшно или увлекательно — она даже толком не понимает, как это происходит, но решимости в ней хоть отбавляй.

— Сделай, — шепчет она над его ухом как искусительница. — Просто сделай, и нам обоим станет легче.

Он резко подрывается, сжимает ее талию и притягивает к себе. Распахивая глаза, он концентрируется на каждой трещине в потолке, что ему удается разглядеть. Сам он стоит на слишком тонкой грани. Грани, толщина которой равна толщине лезвия — и в какую бы ты сторону не свернул, все равно порежешься.

— Мне жаль, — отвечает он ей. Ее объятия становятся более крепкими.

— Я знаю, — она не понимает, откуда в ней столько боли, она понять не может, почему все воспоминания обрушиваются на нее, но Лидия решает отключить разум и просто отдаться во власть ситуации. — Мне тоже жаль. Мне так жаль! Мне очень-очень жаль!

За ее «жаль» скрывается чуть больше, и Стайлз знает, о чем она говорит — он закрывает глаза, усиливает хватку и ощущает, как его вены расширяются, кровь в них становится горячее — она бурлит, циркуляция усиливается, и сердце чуть учащает свое биение. Стайлз падает — падает в бездонную тьму чувств Лидии. Он падает на самое дно, больно ударяясь, но мигом поднимаясь и вновь стремясь к свету, словно он в коме борется за свою жизнь. Он проходит мимо воспоминаний о песчаной отмели, мимо последующих ссор и угрызений совести. Каждую эмоцию он будто изучает тактильно и ментально — он ее пропускает через свой разум, пропускает через свое тело. На него обрушивается сожаление из-за недоговоренности с Эллисон, на него падает обида на всех членов стаи за недоговоренность, его сшибает обеспокоенность Лидии за него самого. Она такая сильная — как порывы ветра в пустынях. Она такая мощная и огромная, что нескольких глотков хватает для того, чтобы прежняя слабость отступила назад, а тошнота и голод сменились на чувство насыщения и физического удовлетворения. Кровь обновилась. Кровь насытилась спасительным и морозящим кислородом. Сердцебиение пришло в норму. Мысли стали ясными и четкими. Разум — освобожденным. Тело пришло в состояние бодрствования.

Это как энергетик, только действует сильнее.

Это как озон, только вызывает привыкание.

Стайлз медленно отстраняется. Он хватает Лидию за плечи, встряхивает ее, обеспокоенно глядя в ее глаза. Его сердце снова сковывает импульс тревоги, но тут же отпускает, когда он видит озадаченную, обеспокоенную, встревоженную, но… прежнюю Лидию. Она кивает, отвечая на его непроизнесенный вопрос, а затем они оба медленно поднимаются. Лидия опирается на раковину, но скорее из-за эмоционального потрясения, чем из-за слабости.

— Этому… этому научила тебя она? — Мартин поворачивается в сторону парня. Стилински ощущает, что энергия внутри него пульсирует, и что эмоции теперь под его жестким контролем — любовь и восхищение отступают, уступая место апатии и холодному расчету.

— Знаешь, — он улыбается, а затем чуть приближается, — трое умеют хранить секрет.

Он проходит мимо нее и останавливается только возле самых дверей. Он поднимает свою пачку сигарет и вновь оборачивается.

— Если двое из них мертвы, — договаривает он, а затем скрывается из виду.

Лидию прошибает ток в двести двадцать вольт, и она совершенно не знает, что делать с нарастающим чувством паники. Стайлз — ее Стайлз — исчез. Стайлз — ее Стайлз — стал совершенно другим человеком. И у нее нет над ним контроля. И у нее нет над ним власти, потому что Стайлз освободился.

Потому что Стайлз научился быть… самодостаточным. Он научился брать, отдавать взамен, но взыскивая при этом проценты. Теперь он холоден к ней, теперь у него есть Малия, теперь он вышел из тени, и ему больше не нужен идеал.

Он сам может создавать идеалы.

Лидия часто дышит, Лидия оборачивается и быстро засовывает руки под все ее шумящую воду. У нее паника, у нее страх, у нее неверие, у нее — безумие, что охватывает ее существо жестяным корсетом. Девушка смотрит в зеркало, не выдерживает и поддается рыданиям, что сотрясают ее.

Она осознает, что Стайлз перешел точку невозврата.

Она осознает, что ничего сделать с этим не может. И ей тошно, черт возьми, тошно. Она истерически моет руки под водой и бессознательно шепчет одно:

— Господи, сделай его прежним.

4.